Авантюристы
Шрифт:
Напрасно Катерина, прижимая руки старика к груди, причитала: «Тятенька, это же я!». Напрасно Заубер пробовал отворить компаньону кровь и, подкладывая подушку тому под голову, пытался шутить: «Ну, Афанасьич, полно придуривайтся, постращать нас — и хватит. Мы еще с тобой будем повоевать!».
Степан хмурил брови, силился что-то вымолвить, но в результате издавал лишь слабые нечленораздельные звуки.
Поверхностно знакомый с медициной Заубер был вынужден констатировать апоплексический удар. Жизнь старика могла оборваться в любую минуту.
Узнав про такие дела, Нарышкин поднялся к больному
— Ну, ты это… — пробормотал Гроза морей, стараясь придать своему голосу больше бодрости. — Ты давай, что ли, поправляйся. Чего еще придумал, в самом-то деле…
Ничего, впрочем, не менялось. Глаза Степана, глядевшие из глазниц, словно из дупла, бессмысленно пялились в потолок, исхудавшая грудь почти не подымалась в такт еле заметному дыханию, а руки повисли, будто обрубленные снасти бегущего такелажа. Нарышкин, многозначительно переглянувшись с Заубером, вышел вон и осторожно прикрыл за собой дверь.
Спустившись в таверну, он заказал еще вина и всю ночь беседовал со стаканом.
Катерина ночь провела у изголовья умирающего. Под утро Степан, казалось, пришел в себя. Катя растолкала задремавшего в остатках бараньего бульона Сергея и шепотом позвала его к постели отца: «Тятя зовет, рукой поманил!».
Сергей, морщась и утирая с лица налипший жир, приблизился к постели.
Степан слабым жестом попросил его наклониться.
— Покаяться хочу… — еле слышно прошептал старик.
— Сделаем, не беспокойся, дядька за попом отправлен. Должен же быть в этом басурманском городе хоть один наш поп?! Терентий — он из-под земли достанет! — обнадежил умирающего Сергей.
— Не… не то… не успею… перед тобой покаяться хочу, — каждое слово давалось Степану с трудом.
— Я Трещинскому… рассказал все об Вас… Наткнулся на него случайно, когда…по городу бродил. Я ему про катаконбу выложил все… Он обещал Катю… вызволить.
— Эх, дурень ты, дурень, — беззлобно сказал Нарышкин. — А ты-то сам как узнал про подземелье?
— Не мог у вдовы в доме, как прикованный, сидеть…ни часу. Удрал…сыскал вас а потом шел… следом…
Степан жадно, будто птенец червяка, попытался схватить порцию воздуха, и из груди его исторгся слабый стон. Последним усилием, холодеющими и квелыми пальцами он схватил Сергея за рукав.
— Теперь тот человек все знает… берегись, барин… прости. Бес попутал… Катю вызволить хотел… береги ее… — Степан повел взором в сторону дочери, попытался улыбнуться, но вышло криво, губы его дрогнули и вытянулись в струну, он откинулся на подушки и затих.
— Будь покоен, Степан Афанасич. Все сделаю! — глотая ком в горле, произнес Нарышкин.
Утренний покой таверны нарушил вой Катерины.
Похороны прошли назавтра же. Пригодился найденный Терентием священник. Степана отпели по православному чину и опустили в сухую, каменистую землю христианского участка кладбища на окраине Перы. В обмен на грубо сколоченную дядькой домовину земля исторгла на божий свет обломок античной капители и груду битых черепков.
— Забавно, — пробормотал Сергей, глядя на фрагмент колонны. — Ионический ордер… Мы когда-то точно такую в академии художеств рисовали. Он отвел увлажнившиеся глаза и огляделся. Тесно
Последнее пристанище Степана находилось в очень занятном месте, если только слово «занятно» допустимо применять к усопшим. Все здесь говорило об интернациональном характере населения города мертвых. Пришедших сюда со всех сторон окружали надписи и по латыни, и на современных языках — напутствия молиться за души усопших: образцы французской куртуазности, немецкой сентиментальности, итальянского красноречия, скупые английские перечисления дат рождения и смерти, возрастов и болезней. На армянских надгробиях, кроме дат, были еще высечены эмблемы рода торговой деятельности или ремесла усопшего.
Одни памятники поражали пышностью, другие отличались суровой простотой. Сергей обратил внимание и на цилиндрический постамент из песчаника, вокруг которого обвивались звенья корабельной цепи.
На надгробии был немного грубовато высечен православный крест. Фамилию усопшего и даты стерло время, но осталась надпись на русском: «Спи спокойно, дорогой товарищ!». И подпись ниже: «Экипаж клипера „Забияка“».
Погребение Степана обошлось недорого, но на простой деревянный гроб и крест, услуги могильщиков и батюшки были истрачены последние средства, оставленные Нарышкину страстной вдовой. Просить у Мишель других денег Сергей не решился. Его положение и так было двусмысленным, тогда как Перекакис, поначалу льстиво поджавший хвост, день ото дня становился все наглее и стал уже намекать, что если компания не заплатит ему за постой и стол, он обратится в местную полицию.
— Съезжать нам из таверны надобно, — с невеселыми думками обратился Сергей к Терентию, когда они тащились с кладбища. — А не то грек к кавасам побежит.
Он глубоко вздохнул и оглянулся на шедшую позади Катерину. Она больше не выла, не причитала, хлопоты, связанные с похоронами, не позволяли ей распуститься в истерике. Но, когда дело было сделано, Катю накрыла волна скорби: она села на могильный холмик и в отчаянье закрыла лицо руками. Сергею стоило больших трудов поднять девушку и заставить шагать вперед. Но идти было некуда, а ночевать на кладбище никто не хотел, памятуя недавнюю встречу с местными нищебродами…
— У вдовы клянчить денег неудобно, — посетовал Нарышкин, — но если и даст, то придется опять как-то выкручиваться. А это мне уже совсем не с руки, да и Катерину жалко. Я ж не султан какой-либо, чтобы двух баб по очередке пользовать.
Дядька деликатно обошел женскую тему.
— Тут, сударь, Моня наш объявился. Я покамест попа разыскивал, этого хитрована и повстречал. Земляков он тут сыскал. С ними уже и коммерцию обтяпал…
— А-а, я говорил, что Брейман и у турка на колу землячков себе найдет! Ну и что он, процветает? — заинтересовался Гроза морей.