Авантюрный роман
Шрифт:
— Нет, лучше приходите сегодня! Поболтаем, — говорила Мурка, машинально заворачивая туфли снова в ту же газету.
Наташа осталась одна. Закрыла глаза. И вот опять Шурка перед ней:
— Наташка, ты, может быть, расстроилась? Я сейчас только вспомнила, что он и за тобой бегал. А? Да ты плюнь. Такой мерзавец, он и тебя мог бы. Иди, голубка, отдохни! А я бегу…
— Значит, так, — думала Наташа. — Он убил Любашу, чтобы ограбить и вернуться ко мне. Тогда его казнят.
Она вспомнила обрывок письма. Ведь он сорвался ехать именно после этого письма.
Тогда его оправдают.
Его оправдают, но он — вернется ли он к ней? Он, значит, все время любил баронессу, однако был с ней, с Наташей. Значит, опять вернется к ней.
Но лучше всего, если убил из-за денег и сумеет вывернуться. Нужно, чтобы было так: убил из-за денег, но доказать, что убил из ревности.
Она, Наташа, может ему в этом помочь… Она покажет этот обрывок письма, может присочинить что-нибудь. Это так. Но сейчас важнее всего другое. Важнее всего понять, установить для самой себя: любил ли Гастон баронессу?..
Вспомнился разговор в дождливый день в ресторанчике: «Но если заставить такую женщину полюбить…» Так, кажется, он сказал… «То нет высшего блаженства на свете». Да, да. Он сказал именно так. Но, пожалуй, что она-то его и не любила, а он только надеялся и представлял себе это «высшее блаженство».
Что бы там ни было, надо сейчас же ехать в Париж. Откладывать на пять дней немыслимо.
И еще одна возможность: ведь он арестован только по подозрению. Может быть, убил-то и не он?
Но они там будут снимать оттиски пальцев, увидят его страшные руки.
— «Любаша задушена!» — сказала Мурка.
Усталость и скука. Так давно, давно она все это знала, что теперь, узнав в окончательный и последний раз, не чувствует ничего, кроме смертельной усталости и скуки.
Не печаль, не тоска, а вот именно то чувство, когда все то же самое долбится без конца, без конца…
Только вот сердце бьется так, что дышать трудно. Сердце само по себе, по своей воле отмечает что-то последнее и окончательное. Да еще этот странный смех, который растягивает ей губы и с которым она никак не может сладить.
24
Жизнь — только блуждающая тень… Это сказка, рассказанная идиотом, которая полна скандалов и ярости и которая ничего не значит.
Да. Ждать еще пять дней немыслимо. Надо сейчас же ехать в Париж. И главное, не теряться, ничего не забыть и ничего не перепутать, иначе она погибла. «О том» сейчас думать не надо. Сейчас надо ехать в Париж. Денег нет. А голландец? Немедленно идти
И она, спеша и спотыкаясь, побежала в ресторан.
Метрдотель не сразу ее узнал — так изменилась она от новой прически, от красных пятен на щеках, от заплаканных глаз — и, не узнав, повел на другую сторону террасы, но она, быстро повернувшись, направилась к своему обычному месту.
В ресторане было пустовато. И главное — столик голландца был пуст.
— Где этот господин? — спросила Наташа и сама удивилась, как громко она говорит.
— Его нет, — ответил лакей.
И она сейчас же вскочила со стула, на который уже успела сесть, и бросилась к выходу.
Теперь было уже совершенно ясно, что голландец на пляже. Он, значит, сегодня купается дольше обыкновенного. Надо бежать на пляж, не теряя ни минуты. Тогда она еще сегодня успеет уехать.
На пляже было уже совсем пусто. У самой воды одевалась какая-то личность из тех, что не берут кабинок, а купаются в тихое время прямо с берега. Личность напяливала белье на мокрое трико, и ветер вздувал парусом белую рубаху.
Подальше человек десять мальчишек, громко крича, гонялись друг за другом стаей мелкой рыбешки.
«Это, верно, русские мальчики из моего сна», — подумала Наташа и озабоченно покачала головой.
«Сны входят в жизнь. Да. Вот уже сны входят в жизнь…»
Она быстро разыскала свою кабинку, разделась и натянула купальный костюм. Трико показалось холодным и сырым, и ее всю затрясло.
— Боже мой, до чего я больна! А ведь сегодня надо ехать…
Она старалась «главное, ничего не забыть и ничего не перепутать». Сейчас нужно было найти голландца и взять у него денег.
Она вышла из кабинки и пошла к тому месту, где они обычно купались, но по дороге споткнулась о вырытую детьми горку, упала на песок, закрыла глаза и точно мгновенно заснула. Может быть, всего на минутку. Но когда очнулась, сразу увидела своего голландца. Он стоял довольно далеко, пожалуй, дальше того места, где они всегда купались, и, очевидно, подстерегал момент, когда она откроет глаза, потому что сразу же сделал свой обычный пригласительный жест, склонив голову и вытянув руки, и тотчас исчез. Очевидно, прыгнул в море…
Наташа вошла в воду. Вода была холодная и странно сильная и упругая. Не пускала к себе. Тяжело ударила в сердце, когда Наташа легла на волну. Но зато потом подняла ее и понесла на себе легко и свободно.
Голландца не было видно. Но справа гулко плеснуло — значит, он нырнул и сейчас, проплыв под ней, вынырнет слева. Обычная его игра.
Быстро почувствовав усталость, Наташа повернула к берегу.
Берег оказался дальше, чем она предполагала.
«Неужели я так долго плавала?»