Авария
Шрифт:
— Да не: тата-та-та…
— Смотри, — вдруг коротко, напряженно сказала девчонка.
Все разом обернулись, замолчав: к площадке неторопливо приближались бесшумно возникшие из серой ненастной темени квадратные парни. Один бесцеремонно наклонил толстяка, глянул на замысловатый рисунок на спине, похлопал по плечу:
— Металл?
— А чего? — Толстяк попытался встать.
— Сиди, сиди, — остановил его квадратный. И вдруг резко ударил его крюком снизу. Толстяк перевалился
Другой схватил значок на груди у девчонки.
— Чего… Отвали. — Девчонка отбросила его руку, но квадратный ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. Ослепленная девчонка отлетела в песочницу, закрывая лицо руками. Из разбитого носа хлынула кровь.
— Эй, парни! — Николаев шагнул вперед. — Вы что, озверели? Что они вам сделали?
Квадратные обернули к нему одинаковые серые, безо всякого выражения лица, быстро глянули ему за спину и вокруг — один или кто-то еще на подходе? Тот, который ударил девчонку, так же взялся за значок у него на куртке:
— Ну, дядя, несолидно…
Николаев сбил захват, увернулся от пудового кулака, отскочил, крикнул:
— Сержант!
Милицейский сержант, шествующий по другой стороне улицы, неторопливо свернул за угол.
На Николаева бросились сразу трое. Он был не слабее любого из них, но он с ними дрался, а они — работали, именно работали, уверенно, профессионально, без лишних движений, крепко стоя на мощных ногах. Николаев упал, покатился по песку, его догоняли, били ногами, он сумел-таки встать, выхватил из внутреннего кармана дубинку:
— A-а, суки! — с размаху достал одного по плечу, тот с повисшей плетью рукой согнулся и ушел куда-то в темноту.
Девчонка вдруг пронзительно, как звереныш, завизжала, бросилась на квадратных и вцепилась одному зубами в руку. Тот бил ее по голове, пытаясь отодрать, взвыл сам, рванул руку — ноги девчонки оторвались от земли, она повисла на зубах как собачонка — раскрутил и отбросил в сторону.
Открылось окно ближнего дома, мужской голос крикнул:
— А ну, кончай! Милицию вызову! Каждый день!
Квадратные растворились в темноте. Избитые ребята поднимались с земли, отряхивались, толстяк искал свой кожаный картуз, потерянный в драке.
Николаев в бешенстве кинулся к сержанту, который царственно возник из-за угла.
— Ты что, сержант, ослеп?!
Тот обратил к нему невозмутимое лицо.
— В чем дело?
— Как фамилия? Из какого отделения?
— Что? А ну, документы предъявить! — рявкнул сержант. — Быстро!
— Сейчас… Я тебе предъявлю, сволочь… — Николаев полез в карман за удостоверением.
— Пойдем, — сзади подскочила девчонка, схватила
— Четвертый! — сержант демонстративно поднес к губам рацию. — Четвертый, я седьмой… Сейчас узнаешь, из какого, — кивнул он Николаеву.
— Ну, пойдем! — Девчонка изо всех сил тянула Николаева в сторону.
— Пойди, проспись! — насмешливо крикнул вслед сержант.
Николаев рванулся было к нему, но девчонка повисла на плече.
— Стрелять таких надо! — заорал он. — Ментура!
Один из ребят провел их к двухэтажному обшарпанному клоповнику на задворках Арбата, открыл дверь своим ключом, и все вошли в длинный, заставленный старой мебелью, тускло освещенный коридор коммуналки. Из ближней комнаты выполз мужик в трусах и жеваной майке.
— А-а… — удовлетворенно протянул он, зевая и оглядывая растерзанную компанию, — Жалко, что мало. Я бы еще добавил.
— Заткнись, череп, — брезгливо бросил парень. Он включил свет в ванной, ребята принялись отмываться от грязи и крови, теснясь вокруг железного умывальника.
Николаев осмотрел себя в рябом треснутом зеркале: потери, в общем, были небольшие — ссадина на виске и разбитая губа. Обычное после драки напряжение ушло, теперь была усталость и безысходная тоска. Если подумать, эта рыжая девчонка спасла его: уличная драка, телега на работу в лучшем случае. А если бы нашли трубу с оплеткой, могло кончиться и хуже.
— Сломали, гадство, — сказала девчонка, ощупывая нос. — Теперь с горбом будет…
— А ты держи, чтоб правильно срослось, — посоветовал толстяк.
— За что они вас? — спросил Николаев.
— Пойди, спроси.
— В Подольске фестиваль, гадство, а я с таким рулем…
— Во фишка! Я тащусь! — с восторгом сказал толстяк, разглядывая в зеркале багровый кровоподтек под глазом.
— А кто они вообще? — спросил Николаев.
— A-а, как собак нерезаных, — ответил парнишка-хозяин.
— «Ленинцы», наверное. Или «Отечество», — сказал толстяк.
— Хоть домой не ходи, — сказал третий парень. — Отец добьет.
— А ты чего полез? — спросил хозяин.
— А что — смотреть? — удивился Николаев.
— Все смотрят — ничего… Ладно, пошли. — Хозяин провел их через громадную кухню и открыл смежную дверь. Раньше здесь была комната для прислуги или кладовка, всю длину комнаты занимал диван, впритык стоял стол с разбросанными кассетами, учебниками и тетрадями.
Все, как могли, расселись на диване, девчонка забралась с ногами. Хозяин врубил магнитофон.
— А ты кто вообще? — спросил толстяк.