Аватар судьбы
Шрифт:
Когда повествование, наконец, завершилось, в авто повисла напряженная тишина.
– Эй, – желая разрядить обстановку, робко начал Данилов, – только не надо говорить, что я в своих видениях и впрямь в точности предсказываю будущее!
– Думаю, да, – без тени улыбки сказал Зубцов. – И правда предсказываете. Как вы говорите? Эпидемия начнется в двадцать восьмом году? Не так долго осталось. Самое время начать действовать.
– Как? – усмехнулся Алексей. – Изобрести машину времени, потом построить ее и совершить прыжок на четырнадцать лет вперед?
– Знаете, грибы ведь не вырастают из ничего, на голом месте, – проговорил отставник.
– И что?.. – не понял Данилов.
– Все начинается с грибницы. Я к тому, что, может быть, та самая Матка, из которой
– Беспочвенная гипотеза, – вздохнул молодой человек, – основанная лишь на одном: на моем сегодняшнем сне. А если бы я меньше мяса съел за ужином или меньше вина выпил, может, мне совсем иное приснилось бы?
– Не приснилось, Алеша, не приснилось бы, – с такой удивительной убежденностью проговорил Зубцов, что даже Люба со своего водительского сиденья изумленно на него полуобернулась. – Неужели вы не понимаете? Я, может, вас – точнее, такого, как вы, – всю жизнь искал и ждал!
– Все равно, – продолжал упорствовать ясновидец, – строить даже минимально достоверную гипотезу на одном лишь сне я бы не стал ни в коем случае.
– А мы ваши показания проверим, – жизнерадостно молвил отставник и скомандовал своей любовнице: – Давай, Люба, правь к Вурдалаку!
– К кому?! – изумился Данилов.
– Это оперативный псевдоним, – пояснил экс-полковник. – На самом деле милейший человек, хотя и очень старенький. Но чудотворец удивительный, он в свои лучшие годы даже вам бы не уступил. Теперь, правда, опростился, в Бога уверовал, давно не практикует. Придется его уговаривать.
– Уговаривать на что? – переспросил молодой человек.
– Чтобы он подтвердил ваш сон.
– Или опроверг, – уточнил Алексей.
– Мне бы очень хотелось, чтобы опроверг. Но это вряд ли.
– Куда ехать? – спросила с водительского места Люба.
– Давай, сворачивай на Третье кольцо, а потом на Ярославку.
– Там посты. А вы в розыске, – напомнил Данилов. – И ходите под статьей об измене родине.
– Пусть они сначала меня возьмут, – осклабился Зубцов. – А потом хоть что-нибудь докажут.
Как ни странно, несмотря на все угрозы, прозвучавшие вчера на Лубянке из уст «Ивана Степановича», Алексей теперь не чувствовал даже привкуса страха. Напротив, новый статус преследуемого и подозреваемого бодрил кровь и мысли. Вспомнилось: примерно так он чувствовал себя, когда в девяносто первом году путчисты объявили о захвате власти. Алексей тогда как раз был в Москве, приехал на каникулы к двоюродной тетке – пошляться по музеям, бассейн «Москва» посетить, на Останкинскую башню подняться. А тут – бац, чрезвычайное положение, танки на улицах. Тетка тогда его пыталась запереть в доме, папаша из Энска требовал немедленно возвращаться – а он сбегал из-под надзора и шатался дни и вечера напролет. Пытался прибиться к защитникам Белого дома, но его, двенадцатилетнего, турнули. Тогда он принялся антипутчистские листовки расклеивать, «Общую газету» распространять, с замечательными ребятами и девчонками познакомился. И не было ни грамма страха, только эйфория от того, что скоро революция и самозванцев из власти вот-вот сметут.
Так и теперь: страха не было. Скорее радость от того, что он наконец-то занялся настоящим делом. Не все же пропавших мужей искать и втолковывать дамочкам, что лучшее приворотное зелье – это любовь! Наконец – впервые за долгие годы – то, что он делал, казалось достойным его умений и возможностей.
Покуда они то неспешно тащились в столичном трафике, то вдруг начинали нестись, Данилов решил кое о чем расспросить Зубцова.
– Если предположить, что грядущая эпидемия, а потом иноземное вторжение состоятся, тогда я не могу понять одного… – заговорил он (хотя собственная концепция у него имелась). – Те, кто рулит страной и человечеством, они что, не понимают, куда нас ведут? Не ведают, что мы все дружно шагаем в пропасть? Человек, который беседовал со мной на Лубянке, этот самый «Иван Степанович», производит впечатление товарища осведомленного. Почему же он ничего не делает, чтобы предотвратить
– Это прежде, в ранние советские времена, у нас была диктатура пролетариата, – эпически начал экс-полковник. – А в Америке и Южной Африке когда-то устраивали сегрегацию по цвету кожи. Но сейчас, особенно в нашей стране, диктатура одна. Диктатура денег. Она же сегрегация – по имущественному признаку. Ты ведь верно в своем сне все увидел: богатые спасутся. А этот Иван Степанович – человек, я полагаю, богатый. И дети его, и внуки. И жена, и любовница, и друзья, и знакомые, и даже ближний круг подчиненных. Все они уцелеют. А до остальных ему дела нет. Как он там тебя стращал: превращу, мол, в лагерную пыль? Это они могут. И ты, и все мы, и девушка твоя Варя, – все мы для него не важнее мелкого песочка под ногами. Сгинем мы – ему же (и ему подобным) будет житься спокойней. А они сами, богатеи, он считает, выживут.
– Очень скользкую философию они исповедуют, – заметил Данилов. – На ней можно и шею себе свернуть.
– Можно, – согласился Зубцов, – но власть и деньги, которые царят здесь и сейчас, все равно для них важнее, чем отдаленное будущее – тем более, не свое собственное, а какого-то там человечества. На их век хватит, считают они. И рулят туда, куда считают нужным.
Спорить с отставником экстрасенс не стал, да и трудно было возразить. Они выбрались из города и зачахли в пробке в начале Ярославского шоссе.
Данилов ничего не рассказал ей о том, что поведал ему американец. Она знала только, что его, как и Алешеньку, взяли вчера чекисты. И она забралась в базу тайной полиции, благо позволял допуск и собственные хакерские умения. Однако никаких сведений о задержании или аресте янки она не нашла. Пробила даже на всякий случай базу криминальной полиции и наркоконтроль – тоже без толку. Не примерещился ли американец Данилову? Но нет, в базе пограничников значилось: мистер Макнелли пересек границу позавчера, в четырнадцать десять по московскому времени. Варя позвонила в гостиницу «Украина». Там подтвердили: да, такой-то въехал позавчера, однако номер его не отвечал.
Оставалось только гадать, куда исчез господин Макнелли.
Человек под оперативным псевдонимом Вурдалак проживал в добротнейшем загородном доме, построенном, судя по архитектуре, в середине девяностых годов, когда частные особняки были крайне редки и оттого возводились с неуемной и ненужной помпезностью. Коттедж походил на уменьшенную копию замка: башенки, решетки, красный кирпич. «Зовут хозяина Руслан Тимурович, – просвещал тем временем Зубцов, – фамилия его Кильдеев, он наполовину, по отцу, татарин, на вторую половинку русский. Состояние сколотил в конце восьмидесятых – начале девяностых. Он тогда от алкоголизма и наркомании успешно лечил, искал пропавших и тоже прекрасные результаты показывал. До ахинеи с заряженной водой и рассасыванием послеоперационных рубцов и коллоидных швов не опускался. В те времена мы, в комиссии, на него и вышли. Стали использовать в качестве эксперта-предсказателя. Был тогда у нас один проект, футурологический. Вурдалак самые лучшие результаты показывал. А его видения, или, простите за каламбур, видение будущего было точнее, чем у всех остальных экспертов. Я потом вспоминал, каким он ноль четвертый год предсказывал и две тысячи четырнадцатый. Очень многое совпало. А то, как он отдаленное будущее, год две тысячи сорок четвертый предвозвестил – один к одному твой, Данилов, сон: последствия страшной эпидемии, захват Земли пришельцами, внешне напоминающими саранчу… Однако тот проект наш быстро прикрыли, а году в девяносто пятом Кильдеев, в свою очередь, практику свернул. То ли заработал достаточно, то ли грядущее, куда он заглянул, его впечатлило… Говорят, сейчас стал очень набожным. Православный, хоть татарин по паспорту. Не знаю, удастся ли нам его на разговор раскрутить. Примет ли, захочет ли общаться?..»