Аватар судьбы
Шрифт:
Варя отправилась туда – на метро, оставив авто на стоянке на службе, а не то придется толкаться в центре в пробках, потом искать место для парковки, платить за него немалые суммы.
В самом кафе, куда Кононова вошла спустя полчаса после того, как засекла там Данилова, материализовались ее самые худшие, самые ревнючие видения. Она тут же, от входа, заметила затылок возлюбленного и смешной хохолок, вечно на нем торчащий. Алексей сидел, как положено истинному джентльмену, спиной к входу. А напротив него помещалась, блин, девица: простенько одетая, но с довольно миловидным лицом, и о чем-то с ним, чужим для нее парнем, оживленно беседовала! Чем-то знакомой показалась в первый момент Варе эта особа – и тут она вспомнила: это не кто иная, как Люба! Люба с юга, из лагеря древлян, которая изображала из себя возлюбленную Зубцова!
И тогда она разом многое поняла, хлопнула Данилова по плечу и воскликнула:
– Вот так встреча! Кого я вижу! Познакомь меня со своими спутниками!
Тот довольно быстро пришел в себя от неожиданности и сказал:
– А вы ведь с Любой знакомы.
А Зубцов, опережая ее, привстал и учтиво поклонился: «Юрий Петрович Касимов, двоюродный дядя Любови Дмитриевны».
– А я думала, ты на гастроли в Яранск собираешься, чемодан пакуешь, – словно бы не замечая неловкости, возникшей за столом, и смущения, обуявшего Данилова, громко произнесла Варя.
– Я тебе все объясню, но чуть позже, – сквозь зубы проговорил Алексей.
– Да, мы, пожалуй, пойдем, – сказал Зубцов, оказавшийся Касимовым. – Да, Люба? – Он похлопал ее по руке и обратился к молодому человеку: – Рассчитаетесь за нас? – И положил на стол тысячную купюру. – Завтра, как договорились, о’кей? – И они с девушкой встали, причем галантный отставник отодвинул стул и помог ей выбраться.
Мило улыбнувшись, место напротив возлюбленного заняла Варя. Скомандовала: «Закажи мне воды». А когда официант, убирая чашки, оставшиеся от прежних гостей, отходил от столика, молвила, вперившись прямо в глаза экстрасенсу:
– А теперь давай, колись. Что случилось, куда ты едешь и почему?
Когда он рассказал Варе свой последний сон – про тундру образца две тысячи тридцать восьмого года, – она отреагировала неожиданно. Он думал, что она будет преисполнена скепсиса и скажет: с какой, мол, стати и с каких это пор мы принимаем решения согласно чьим-то ночным видениям – пусть даже такого проницательного человека, как он? Но глаза девушки вдруг увлажнились. Одна слезинка скатилась по щеке. Варя прошептала:
– Правда? Там был твой сын? Наш сын?
– Да, и он родится у нас с тобой в шестнадцатом году.
– Продолжай.
Он поведал о встрече с Зубцовым и Любой и о том, как они поехали к Кильдееву, которого сначала называли Вурдалаком…
– Как-как? – переспросила она.
– Вурдалак. Не правда ли, удачный оперативный псевдоним? Бездна фантазии и вкуса. А что, он тебе тоже встречался?
– Н-нет… – она была совсем не готова, в отличие от Зубцова, раскрывать тайны комиссии первому встречному, пусть этим встречным и был ее возлюбленный. – Неважно. Рассказывай дальше.
Данилов поведал о полете с Кильдеевым и о том, что видел провал, который оказался точь-в-точь таким, как в его сне. И закончил:
– Короче, послезавтра мы втроем, с Зубцовым и Любой, едем во второй половине дня, с вещами, в «Домодедово». Там вечером четыре рейса вылетают на Яранск.
Она не сомневалась ни секунды.
– Я еду с вами.
Как бы то ни было, и кем бы ни оказался Зубцов – сектантом, провокатором, сумасшедшим, – и что бы ни видел Данилов в своих снах и «путешествиях» – может, полный бред и лажу, – но она не может упустить этого момента. Их комиссию
– И ты поставишь в известность свое начальство?
– Нет. Возьму срочный отпуск. По болезни. И даже Петренко не скажу, куда и почему я еду.
– Слава богу, Варя! У меня как камень с сердца упал, раз ты будешь рядом! А я сначала не хотел тебе рассказывать. Но и не рассказать не мог, понимаешь?
– Понимаю.
– Слишком много мутного вокруг нас в последнее время творится. Эта облава в лагере. И то, что меня схватили с американцем. И угрозы на Лубянке, от Ивана Степановича. Я знаю твоего Петренко – объективно он честный человек. Но можешь ты дать гарантию, что он не работает на кого-то еще, кто против нас и нашего дела?
– Нет, не могу. Поэтому ничего ему докладывать не буду. А твои спутники, я надеюсь, поймут мое присутствие и возражать не станут.
На первый же самолет в Яранск, улетавший в четыре часа дня, они с легкостью взяли четыре билета в кассах авиакомпании в «Домодедово». Самый шумный, бестолковый и перенаселенный аэропорт Москвы жил своей жизнью. Среди тысяч улетающих-прилетающих пассажиров они вчетвером выделялись разве что своей походной амуницией. За истекшие двадцать с лишком лет российского капитализма отдыхающие стали отдавать явное предпочтение не палатке-костру-байдарке, а шезлонгу-аниматору-мохито. Однако Варя в старой брезентухе, купленной еще в десятом классе (надо же, прекрасно влезла в нее!), чувствовала себя, как рыба в воде. За спиной – современный рюкзак, на голове – шапка-энцефалитка. Под стать Варе выглядели и Люба, и Зубцов с Даниловым. «Чудны дела твои, Господи! – думал Алексей. – Лет десять я, путешествуя, на гастролях и на отдыхе, ни разу в гостинице ниже четырех звезд не останавливался. А тут, подряд, деревянный домик на турбазе строителей, палатка на берегу реки на Кубани и вот теперь Яранск и, главное, дикая тундра… Что-то нас там ждет?»
На посадку отправились в первых рядах, все вместе. На контроле безопасности отдали разом четыре паспорта. Документ, принадлежащий Зубцову (или Касимову), ничем от других, подлинных, на взгляд Данилова, не отличался. Однако полицейский отчего-то выделил его из прочих, долго листал и хмурился. Зубцов не терял выдержки, перешучивался и со спутниками, и с чином, но потом все приняло дурной оборот. Откуда-то явились еще двое полисменов, старший лейтенант и сержант, хмуро бросили Игорю Михайловичу: «Пройдемте», – и увели. Оставшимся, у которых документы оказались в порядке, ничего не оставалось, как проходить досмотр, а потом околачиваться поблизости от места, где взяли отставника. Данилов преисполнился самыми тяжелыми предчувствиями. Их идейный вдохновитель канул как в воду. Люба, нервничая, нарезала круги в прямой видимости от двери, куда увели ее любовника. Наконец, когда до вылета оставалось двадцать минут и пассажиров стали запускать в самолет, она не выдержала и бросилась качать права. Наконец из дверей, куда посторонним вход был категорически запрещен, появился еще один полицейский – новый, в чине майора, не принимавший участия ни в досмотре Зубцова, ни в его задержании. Он внушительно сказал пару фраз Любе, она порывисто вопросила – тот пожал плечами. Через минуту она вернулась к Варе и Данилову, вся потухшая. Еле сдерживая слезы, сказала: – Я не лечу. Его задержали до выяснения. Когда отпустят, не сказали.
– Полетим вдвоем, – с деланой непринужденностью объявил девушкам Данилов. – Будет у нас подобие свадебного путешествия. – Однако на душе у него заскребли кошки.
Утром, едва он пришел на работу, зазвонил телефон ВЧ-связи. Вызвать полковника по нему мог один человек – куратор. Так оно и оказалось.
– Слушаю, Павел Андреевич, – почтительно произнес в трубку Петренко.
Куратор проговорил, не тратя время и силы на приветствие: