Авеню Анри-Мартен, 101
Шрифт:
Леа, хоть и была большой гурманкой, практически ничего не ела. С возрастающим нетерпением она ждала окончания обеда, что не замедлил отметить ее сосед-пижон.
— Я чувствую, что вы здесь устали. Хотите, отведу вас чуть позже в кабаре, какого вы еще не видели? Согласны?
— Нет, спасибо. На сегодняшний день мне достаточно и этого.
— Понятно. Вы думаете, что там публика, подобная этой. Не бойтесь, ребята там отличные: обаятельные, веселые и молодые. Кому уже за двадцать три, тех просто не пускают. Между прочим, в этом месте
— Я думала, они запрещены.
— Запрещены, но мы выкручиваемся. Я поставляю туда и пластинки, и сигареты. У Школьникофф я наверняка встречу кого-нибудь, кто имеет нужный мне товар. А вы чем занимаетесь? Чья вы курочка?
— Моя, — раздался голос за его спиной.
Молодой человек подпрыгнул и поспешно встал.
— Извините, месье, я не знал.
— Пустяки. Вы идете, моя цыпочка?
Леа, покрасневшая и разъяренная, тоже поднялась.
— С какой это радости вы меня так именуете? — прошипела она.
— Почему же вы не дали пощечину этому болвану, когда он назвал вас курочкой?
— Ну… это было для меня такой неожиданностью, что я даже не успела обдумать его слова.
— Что ж, это я виноват. Я совершил ошибку, приведя вас в дом, который посещают такие типы. Извините ради Бога, больше такого не произойдет.
— А я полагала, что мое присутствие было необходимо.
— Ну, не настолько, чтобы вынуждать вас терпеть подобную компанию. Я забываю иногда, что эти люди действительно никого не видят, кроме феноменов, порожденных войной.
— Скажите — то, что я пришла… вам это пригодилось?
— Да. Это совпадает с видами, которые имеет в отношении меня месье Школьникофф. Красивая дама является обязательным атрибутом «делового человека». Впрочем, ничего глупее этого нельзя придумать.
— Мы можем пораньше уйти отсюда?
— Да, после кофе, который подадут в салон. Я скажу, что вам не удалось достать пропуск на комендантский час.
— А они вам поверят?
— Я им уже объяснил, что вы — девушка из хорошей семьи, живущая у своих тетушек, респектабельных старых дев. Им нравится, когда приходит кто-то из приличных людей, это возвышает их в собственных глазах.
Вскоре Леа и Франсуа распрощались с хозяевами.
— Не забудьте, завтра утром в одиннадцать, — промурлыкала Элен, протянув Франсуа руку для поцелуя.
— До свидания, дорогая, и спасибо за этот чудесный вечер.
— Вы завтра снова поедете к ней? — спросила Леа, садясь в автомобиль.
— Да, чтобы купить украшения.
— Но я не хочу никаких украшений!
— В конце концов, им может показаться подозрительным, что дама, в которую я влюблен, не имеет драгоценностей.
— Мне на это наплевать. Вы думаете, что я буду щеголять, как эти старухи, вся увешанная блестящими булыжниками, один больше другого?
— Не надо преувеличивать. Красивые вещицы никогда не уродовали симпатичных женщин.
Около Палаты
— Со стороны Булонского леса, — произнес сосед с четвертого этажа.
Усевшись, кто на землю, кто на складной стул, все ожидали в полудреме окончания воздушной тревоги. Прикорнув на коленях Франсуа, Леа позволила его рукам в сумраке ласкать ее. Окончание тревоги прервало ее приятные ощущения. Но ненадолго. Альбертина гостеприимно предложила Тавернье переночевать на диване в прихожей, на что тот с благодарностью согласился. Когда все уснули, Франсуа нырнул под одеяло к Леа, которая с нежной готовностью обняла его…
Солнце было уже высоко, когда Франсуа вновь вернулся на свой диван и погрузился в глубокий сон.
…За минувший вечер во время бомбардировки союзников погибло около двадцати человек. 14 июля после бомбардировки парижского пригорода было собрано около ста трупов. Радио разрывалось от воплей Жана-Герольда Паки…
Леа чувствовала себя пленницей раскаленного солнцем города. Тавернье был вынужден вновь уехать из Парижа. Его отсутствие с каждым разом становилось для Леа все более невыносимым.
Два-три раза в неделю с Камиллой или одна Леа относила листовки, подпольные издания или поддельные документы по адресам, указанным курьерами, которые редко были одними и теми же людьми. Вскоре ей не стало равных в умении избавляться от «хвоста». Девушка могла легко раствориться в очереди какого-нибудь большого универмага, затеряться в толпе метро, вовремя заскочить в вагон, успев мельком взглянуть, не преследует ли ее кто-нибудь, и в случае каких-либо сомнений выпрыгнуть из вагона в последний момент. Чаще всего Леа предпочитала ездить на велосипеде, несмотря на опасность стать жертвой «любезностей» не слишком галантных молодых людей.
Однажды на станции «Опера» ее толкнул влетевший в вагон парень, за которым сразу же захлопнулись двери. По перрону вслед за отходящим поездом бежали двое мужчин, грозя кулаками. Состав набрал скорость, и они исчезли из поля зрения. Леа взглянула на парня и чуть не вскрикнула… Перед ней — бледный, запыхавшийся и еще не оправившийся от страха, дрожа и вытирая пот со лба, — стоял Пьеро, ее двоюродный брат Пьеро! Поезд начал тормозить, подъезжая к станции «Шоссе д’Антен». Пьеро собрался выходить. Когда вагон остановился, Леа взяла своего кузена за руку и потащила за собой. От неожиданности тот начал было вырываться, но тут же узнал ее.