Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
Я опять прибегаю к советам мамы и упрямо, через не могу, тащу себя в прихожую. Надеваю строгую блузку и юбку, аккуратно расправляю складки у пояса, тщательно расчесываю волосы и собираю в высокий хвост.
На улице снова серость и хмарь, бетонные коробки вдалеке исчезли за полосой молочно-белой мглы, и я, отодвинув тяжелую дверцу шкафа, достаю из его недр синюю толстовку с надписью «Суперстерва» и тут же в нее влезаю.
Если Ваня на одной волне со мной, он выкупит иронию и верно считает мой манифест. Если нет… Такого варианта в моей версии
Я трясу больной головой, вешаю на плечо кожаную сумку и, прикрепив к ключам Ванин брелок — на удачу, — зажмурившись, выхожу за дверь.
Здесь страшит абсолютно все — гулкая лестничная площадка на шесть квартир, лифт со зловеще светящимися кнопками, закатанный в асфальт двор, шлагбаум, шум машин, масштабы зданий. Но я правильно выстроила маршрут и, поглядывая на экран телефона, без опозданий добираюсь до школы. И снова робею: передо мной возвышается четырехэтажное здание с бело-оранжевыми стенами, с частым железным забором и молодыми туями вдоль него.
К воротам тянутся вереницы разновозрастных учеников, к парковке подъезжает желтый автобус и многочисленные автомобили. Я вцепляюсь в ремешок сумки и, преодолев десяток ступеней, смело вхожу в просторный, ярко освещенный холл.
Но на рамке выясняется, что у меня нет электронного пропуска, и я вынужденно отхожу в тихий уголок и жду учителя — дежурного по этажу. В динамиках играет отрывок из «Щелкунчика», звенит звонок, и грандиозные планы как можно скорее поговорить с Ваней стремительно тают. Наконец к вахте является худощавая женщина в клетчатом брючном костюме и уводит меня в небольшой закуток с компьютером.
Она узнает мою фамилию, долго водит курсором по многотысячному списку, вручает мне пропуск и называет номер нужного кабинета.
— Классный руководитель — Петров Серафим Юрьевич, — поясняет она и отпускает меня с миром, но тут же грозно окликает: — Так. Подожди-ка? Что-за надпись? Немедленно сними это безобразие!
Виновато склоняю голову и подчиняюсь, но, поднявшись по мраморной лестнице на третий этаж, снова натягиваю толстовку поверх форменной блузки и приглаживаю взлохмаченные волосы.
Урок идет уже пятнадцать минут, а я все блуждаю по причудливо извивающимся коридорам и ищу табличку с заветными цифрами. Огибаю белые диванчики и стеллажи с блестящими кубками, вглядываюсь в серые, похожи на сейфы, двери с продолговатыми вертикальными оконцами и поражаюсь размерам притаившихся за ними помещений.
В одном из окон я вижу молодого мужчину в очках и свитере с оленями, сверяюсь с номером кабинета, хватаюсь за ручку и в ступоре застываю. Все в сборе. Сейчас я увижу Ваню… и сердце трусливо ухает в пятки. Я три долгих месяца представляла этот момент, страдала, мучилась, надеялась, перегорала и снова давала волю мечтам. Как он себя поведет? Что мне скажет?
Борюсь с тяжеленной дверью, боком просачиваюсь в проем, и два десятка любопытных глаз как по команде устремляются на меня. Я заливаюсь краской, тушуюсь и хватаю ртом воздух, и от острого, черного как ночь
— Здравствуйте! Представьтесь нам, прекрасная незнакомка! — радушно приветствует Серафим, я, заикаясь, тихо называю фамилию и имя.
— Ты откуда, что за странный говор? — до слуха долетают мерзкие смешки, и я надменно задираю подбородок:
— Н-ская область! Как у вас с географией?
Колени подкашиваются. Но не потому, что я боюсь одноклассников и возможного буллинга с их стороны. Просто Ваня… Мой прекрасный, нежный и надежный Ваня не обращает на меня ни малейшего внимания — откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди и внимательно рассматривает носки начищенных туфель.
Спотыкаясь, прохожу к задней парте первого ряда и сваливаю на нее свои пожитки.
Серафим, завязав с мотивирующей напутственной речью, спешит на урок к пятиклассникам, у доски его сменяет молодая математичка.
Не могу сконцентрироваться на объяснениях — рассматриваю прямую, обтянутую черным пиджаком спину Волкова, светлые волнистые пряди на макушке и темный «ежик» на затылке. Я тоскую и страдаю, и задыхаюсь от восторга, когда Ваня поворачивается к окну, и его точеный профиль деликатно освещает поблекшее осеннее солнце… Я в мельчайших деталях помню все, что у нас с ним было, и ужас от возможной потери обжигает душу крутым кипятком. Я вот-вот заору…
Ваня сосредоточен на уроке, не оглядывается и не нервничает, зато я изгрызла колпачок несчастной ручки, не попадаю в нужные клетки и не могу ухватить онемевшими пальцами карандаш.
Продышавшись, переключаюсь на изучение и классификацию ребят — хоть они и жители столицы, но играют те же стандартные роли: красавица-отличница, просто отличница, просто красавица, серые мыши, заучки, стервы… Ботаники забитые, ботаники язвительные, хулиганы, хорошие парни, спортсмены, оригиналы-отщепенцы. Я с неприятным удивлением обнаруживаю, что вакантную должность главного красавчика коллектива успел занять Волков — с вожделением глазею и томно по нему вздыхаю не только я…
В коридоре опять тревожно звучит Чайковский, дребезжит звонок, и одноклассники с облегчением прячут учебники в рюкзаки.
Ваня — в каких-то трех метрах, аромат его парфюма помрачает рассудок, и я, вскочив, как зомби устремляюсь ко второму ряду.
Но меня опережают многочисленные девчонки: обступают его, садятся на свободные стулья и парты, внемлют каждому слову и буквально заглядывают в рот. Судя по их мурлыкающему тону и тупым вопросам, трагическая история Вани и Ксюши прогремела на всю Москву, многие изучали его старую страницу и нашли приключившийся с ними кошмар романтичным, а его жесткая месть обидчикам девушки не на шутку завела дам.