Авиатор: назад в СССР 2
Шрифт:
Вот кому что! Тут еле жив остался, а тётя Зоя за огород переживала. Хорошо хоть не расстроили старушку.
– Кто у нас тут такой? – из кабинета дежурного врача вышел преклонного возраста мужчина, чмокающий языком.
– Виктор Анатольевич, курсанта привезли. Может, его в терапию? – спросила блондиночка. Теперь понятно, с какого она отделения. Послушаем, что скажет вторая.
– Саша, зачем в терапию? Мне вот врач в нашей травматологии сказал, что он к нам поступит, – потянула меня за руку голубоглазая пышечка. – Может, ему сначала
– Да, конечно. Только в терапии горячая вода всегда и ванную новую поставили…
– Милочки, Маша и Саша, сначала осмотр. Проходи, мил человек.
Врач напомнил мне доктора Айболита из мультика. Так же ходит, медленно перебирая ногами. Старый, седой и с бородкой.
Осмотр у Виктора Анатольевича превратился в прохождение ВЛК. То тут спросит, болит или нет, то там. Говоришь ему, что здоров, а он знай себе смотрит во все щели. Только не заставил ещё штаны снять. Было бы интересно посмотреть, как я буду раздеваться под очередной радиоконцерт на «Маяке».
«И с полей уносится печаль, из души уходит прочь тревога…», – звучал в динамике приёмника «Йошкар-Ола» Лев Валерьянович со своим хитом.
– Девочки, а как там генерал Крутов? С ним всё хорошо? – спросил я.
– В реанимации. Состояния не знаем, – ответила Маша.
Я предположил, что Крутову в полёте стало плохо с сердцем. Для лётчика это означает конец лётной карьеры, но главное, что мы с ним выжили, а остальное приложится.
– Да знаем. Там операцию назначили сразу. Вроде с сердцем что-то…, – продолжила Саша, но доктор попросил о тишине.
– Идёт осмотр. Теперь, мил человек, как у вас самочувствие? – спросил он, осматривая мне уши. – Почему вы весь в песке. Вы с пляжа к нам?
– С поля, доктор. Я…
– Так вы работали в поле! Вот помню, как в своё время пахали мы целину…
– Виктор Анатольевич, ну давайте уже в какое-нибудь отделение, – причитала Саша.
Победила в этой делёжке терапия. Это и правильно, раз нет у меня повреждений и травм. Посмотрят, проверят и обратно в училище.
Стоя под горячим душем, я снова прокрутил в голове весь полёт и заход на посадку. Руки до сих пор тряслись от напряжения, которое спадало не так быстро, как мне хотелось бы.
Комбез пришлось постирать и упросить Петровну, сестру-хозяйку, его где-то повесить. Выдали мне коричневое больничное одеяние и затёртые тапки. Так как с собой белья у меня не было, выдали и черные трусы-парашюты.
– Стирай и давай сюда. На, вместо твоей, – сказала сестра-хозяйка, протягивая мне болотного цвета майку. – И смотри у меня, с голым торсом не ходить. Нечего мне девок завлекать! – предостерегла меня Петровна. Тут как тут снова эта Саша со своими услугами.
– Оставь, я сама высушу и поглажу. Тебе отдохнуть надо. Это ж какой стресс! – продолжала причитать медсестра, выдёргивая у меня постиранный комбинезон.
– Сашка, ты мне смотри! Знаю я тебя! – пригрозила Петровна девушке.
Ну
Внутри палата ничем не отличалась от той, где мы чуть больше месяца назад посещали Виталика после пожара. Просторное помещение, крашенные до уровня носа стены и побеленные потолки. В палате, помимо меня, оказалось ещё трое. Один был, судя по внешнему виду, пенсионер. Лежит в больших очках и читает выпуск «Роман-газеты». Зелёная обложка с фотографией мужика с собакой на крыльце дома. А номер этот, видимо, посвящён писателю Юрию Казакову. Не читал его произведений, если честно. Ещё двое оказались солдатами. Коротко стриженные и весело что-то обсуждающие.
– О, новенький. Закурить есть, боец? – с наездом сказал сидевший ко мне спиной солдат. Попытался показаться сильно служивым этот салага. По одному только его виду понятно, что весной призвался.
– Не курю и тебе не советую, – ответил я, снимая с себя больничную кофту и прикладываясь на кровать. Солдаты оценили, что мышц у меня несколько побольше, чем у них и вернулись к своим обсуждениям. За год из худосочного, Родин превратился в достаточно крепкого паренька. Так что теперь можно и своим внешним видом отпугивать задир.
А может, просто увидели у меня в руках шлемофон и наколенный планшет. С ними я не мог расстаться. Где потом их искать перед сдачей на склад. Тем более что теперь они для меня как память и напоминание о таком случае.
Пружинная кровать скрипела ужасно, когда я переворачивался на ней, в надежде занять более удобную позицию. Сейчас бы берушами обзавестись и уснуть спокойно. Но нет! Приходится слушать, как солдаты разрабатывают план ночного самохода.
– Так, всем тихо. Новому пациенту нужен покой, – сказала Саша, зайдя в палату с большим подносом. – Сергей, ваш ужин. Вам предписан постельный режим.
– И за какие это заслуги ему такие привилегии? – негодовал один из бойцов.
– Не вашего ума дело. Распоряжение главного врача. Приятного аппетита, Сергей, – поставила передо мной поднос с ужином Саша.
Утром начался настоящий проходной двор в моей палате. С первыми звуками горнов программы «Пионерская зорька» из радиоприёмника начались посещения нашей палаты.
– Как самочувствие, Сергей? – осматривал меня заведующий терапией. – Вы молодец. Про вас хотят статью в газете уже написать.
– Польщён. Может, я в училище пойду? Ничего же не болит.
– Три дня. Один уже прошёл, – ответил врач, выходя из палаты.
Следующим посетителем оказался Николаевич. В своей палате я решил не отлёживаться и вышел с ним на улицу, прогуляться во дворе госпиталя.
– Значит, птица попала. А Крутов почему на связь не выходил? – спрашивал Нестеров, когда мы присели на лавку.
– Да… станция у него барахлила! Ему было не до связи в тот момент. Манёвр строил, – соврал я, но Петра Николаевича это не убедило.