Авиатор: назад в СССР 2
Шрифт:
Традиции нужно соблюдать. Теперь и моя очередь приложится мягким местом к шасси.
Угостив техников папиросами, я распотрошил четыре пачки в шлемофон и с этим богатством зашёл в курилку после разбора полётов. Хватило на всех. Инструктора тоже угостились настоящим «вылетным» табаком. Комэска и командир звена получили свои персональные пачки от меня за подписью «880-й, сам».
Особо меня удивило, что руководитель полётами, которому тоже предназначался один «Казбек», был тот самый майор, который руководил в день моей посадки в поле. Он даже обнял меня.
Ну и как же
Теперь полёты пошли интереснее и чаще. Нам уже стали доверять летать одним, а это ответственность.
– Перед каждым упражнением обязательно разбирайте на земле пошаговым методом. Проще будет в воздухе, – говорил Нестеров, занимаясь с нами на спортгородке.
Я заметил, что и комэска был не против такого варианта занятий на свежем воздухе, хотя остальные инструкторы, по слухам, с непониманием относились к этому. Думают, что это разлагает дисциплину, и курсанты ничего не учат. А по мне, так это лучше душного кабинета. И «пеший по лётному» сразу отработать можно.
– А как там группа Швабрина? – спросил Костя. – Так они и не вылетели?
– Никто не вылетел самостоятельно. Этот петуша… то есть, Швабрин, получил от исполняющего обязанности начальника училища строгий выговор. Его даже дядя не спас, – сказал Николаевич.
– И кто у него дядя? Здесь есть вообще простые люди? – негодовал я. Хотя, чему я удивляюсь, когда мне самому приходилось обращаться за помощью к людям со связями.
– Как кто? Замполит, полковник Борщёв.
Я смотрю, что этот человек с очень кулинарной фамилией, постоянно попадается на кумовстве. То зять у него Граблин должности меняет по щелчку пальцев. Теперь вот племянник перспективный. Может, где-нибудь ещё кто-то из этого «супового» клана всплывёт.
– Николаич, Родин с тобой? – крикнул Ребров из окна штаба полка.
– Да, к вам отправить?
– На «максимале» пускай мчит!
И к чему такая спешка? Пришлось срываться с места и бежать со всех ног.
– Родин, а ну, тормози! Не торопись, а то успеешь, – остановил меня Нестеров. – Ты ещё около двери будешь стоять полчаса, чтобы попасть к Реброву.
– С чего вы так решили, Николаич? – спросил Артём, оторвавшийся от «пешего» выполнения виража.
– Рыжов, ты сколько в армии? Правильно, год! А я семнадцать лет.
У кабинета я действительно задержался надолго. Нестеров на пару минут ошибся со своим прогнозом о длительности времени ожидания. Комэска в это время рассказывал об объёме трудотерапии, который ожидает техника самолёта, попавшегося на злоупотреблении спиртным.
– Саныч, отсюда и до обеда копать! Ты посмотри на него! Чего трясёшь своей мордой лица, Гудкин? Ты сколько уже раз на гауптвахте сидел? – доносился до меня голос Реброва.
– Так… ик… на той… ик… неделе только раз сидел, товарищ подполковник, – проговорил обвиняемый, периодически икая.
– Это на той неделе, а до этого? Со мной комендант по соседству живёт, так он тебе предложил комнату выделить на «губе» на постоянной
– Таки копать-то что? Вроде нечего, – сказал Саныч.
– Яму под туалет. Только сначала сам туалет пускай сделает, а потом яму копает. Да поглубже. Свободны, товарищи.
Как только кабинет освободили, пришла моя очередь. Внутри стоял отчётливый запах перегара. Что же он пил, этот Гудкин? От такого и в ящик сыграть недолго.
– Родин, не закрывай дверь. Амбре надо выветрить. Так, а чего пришёл?
– Вызывали меня, не так ли?
– Ах, да! Замполит полка мне всю плешь проел. От Борщёва ему, видите ли, команда пришла, что надо тебя ему срочно в рабство отдать. Времени у тебя… час.
– Товарищ подполковник, в полётах я участвую, а как же это…– попробовал я отбиться от подобного мероприятия.
– Не нуди. Если хочешь что-то сказать, то лучше помолчи. Без тебя тошно. Форма одежды парадная и вперёд. Потом можешь в увольнении до вечера остаться, но в двадцать один ноль-ноль в казарме как штык стоять должен! – сказал Ребров.
– Есть, разрешите идти? – спросил я.
– Дверку прикрой плотнее и останься на минутку.
Ребров, пока я закрывал дверь, достал пачку «Союз-Аполлон» и закурил.
– Вот, решил попробовать. Новые, недавно появились. Короче, Родин, ты нормальный парень и можешь летчиком отличным стать. Не встревай в такие стычки, как у тебя была со Шваброй… блин, с лейтенантом Швабриным. Понял?
– Так точно, товарищ подполковник. Он меня по этому поводу вызывает? – спросил я. Главное, чтоб теперь Нестерова не подставить, что он нам всё рассказал о семейном подряде Борщёва.
– Вот там у него и спросишь. Аккуратнее будь…– начал говорить Ребров, но его оборвал звонок телефона. – Да. Я, товарищ полковник. Проинструктирован и отправлен к вам. Понял, есть!
– Это уже меня ждут? – спросил я, когда Ребров положил трубку.
– Новая вводная – бежишь в актовый зал.
Торопился я, как будто меня ужалили в одно место. Ещё раз проверил целостность парадной формы, поскольку не всегда можно найти её в шкафу в полном комплекте. Как обычно, перед выходом в увольнение, у кого-то что-то да отсутствует. Курсовка оторвалась, шеврон криво пришит, петлицы вверх ногами, точнее, эмблемой и так далее. Можно и вовсе не найти форму на месте, поскольку кто-то её взял в наряд по штабу. На летной практике, конечно, таких нарядов нет, но на центральной базе училища такие проблемы с пропажей всего комплекта возникали.
Всё же, в назначенное время я успел. Большое помещение актового зала оказалось пустым. Что за розыгрыш?
– Так, сейчас мы с вами… а вот и курсант Родин, – прозвучал голос Борщёва за моей спиной.
Я вытянулся в струнку, но полковник жестом указал мне расслабиться. С ним в зал вошли двое мужчин и девушка, явно переборщившая с подготовкой к выходу на улицу сегодня. Помада была ярко-красной и не сочеталась с загорелой кожей. Однако, Борщёв всячески оказывал ей внимание, мягко держа её за руку.