Австралийский магнат

Шарлаимов Василий

– А почему от Вас-с-с, матрос-с-с, с-с-спиртным попахивает? – злорадно прошипел мичман, принюхиваясь к моему дыханию.

– Да это я был у наших электриков в щитовой! – невинно заклипал я глазками. – Они как раз силовые контакты на плановом техобслуживании промывали. Вот я, помимо воли, и пропитался запахом испарившегося спирта.

– После промывки контактов хорошенько закусывать надо и желательно зажёвывать мускатным орехом, – лицемерно посоветовал Маркушкин.

Нахмуренный мичман встал с табурета, подошел ко мне почти что впритык, да как заорёт визгливым поросячьим голосочком:

– Да я, вот таких беспринципных,

проспиртованных выпивох, без рентгена даже через броню крейсера насквозь вижу!!!

– Ну, видите, так видите, – попытался я успокоить расходившегося неврастеника. – Но зачем же так истерически в мой пупок кричать? Он у меня ведь такой нервный и впечатлительный!

Маркушкин задрал свой скошенный подбородок вверх, встал на цыпочки и попытался заглянуть в мои бесхитростные светлые очи. Но разность в росте так и не позволила грозному начальнику испепелить меня своими пылающими от ярости глазами. Тогда он сделал несколько мелких шажков назад, презрительно смерил меня взглядом от самой макушки до пяточек и с ядовитым сарказмом излил свою жёлчь:

– Ах, да! Я чуть не позабыл, что в этом помещении находится один ненормальный, нестандартный, мутирующий выродок!

– Иван Федорович! – взволновано молвил я, исполненный чувством жалости и сострадания. – Я думаю, не стоит Вам так горестно убиваться и заниматься ранящим душу самобичеванием! То, что сотворила с Вами Природа, увы, исправить Вам теперь уже не под силу. Примите себя таким, как Вы есть!

Маркушкин побагровел, затем полиловел, потом позеленел и, наконец, кожа его лица приобрела приятный мертвенно-землянистый оттенок. Он, как выброшенная на берег рыба, беззвучно шлепал губами, пытаясь выразить переполнявшие его неоднозначные эмоции.

Понадобилось не менее четверти часа, чтоб мой прямой начальник смог кое-как обрести дар связной речи.

– А чтоб Вас морской черт побрал! Убирайтесь отсюда! – болезненно прохрипел обычно чересчур громогласный командир. – А посылку я Вам всё равно не отдам. Сначала проконсультируюсь с соответствующими органами, а потом уже сообщу Вам о моём решении.

Но, по словам бывалых матросов, эти консультации могли длиться так долго, что срока моей воинской службы на это попросту б не хватило. Поэтому я и решился обратиться сразу же напрямик к капитану. А тот без каких-либо проволочек приказал мичману выдать мне незаслуженно арестованную им посылку.

Уже перед торжественным построением по случаю праздника я сидел в каюте и разбирал подарки моих родственников. Деньги из конфет я вытащил и думаю: коробка симпатичная. Буду сюда письма от любимой супруги складывать. А хризантему наклею сверху на крышку, чтобы та напоминала мне о моей горячо обожаемой сестричке. Был у нас на корабле спецклей "Спрут 5М". Железо приклеишь – не оторвёшь. Не дай Бог эта липучка между пальцами попадёт! Скальпелем кожу резать придется! Обрезал я аккуратно ленточку и осторожно намазал клей снизу на хризантему.

А тут, нежданно, Маркушкин без стука в двери нашего кубрика вваливает. Я нервно вскочил с койки и больно стукнулся головой об верхний ярус. Аж искры снопами из глаз посыпались!

– Сидите, сидите матрос! – милостиво разрешил мичман. – Я лишь на минутку, проверить, как личный состав готовится к построению.

Он присел рядышком со мной на койку, минуточку помолчал, а затем снисходительно произнёс:

– Ты

уж не обижайся на меня, Степан. Ну, на счёт посылки. Сам понимаешь, служба у меня такая.

– Да я и не обижаюсь, товарищ мичман, – примирительно улыбнулся я и протянул ему раскрытую коробку с конфетами. – Угощайтесь дарами нашей Неньки Украины.

– Нет, нет! Я сладкого не ем. От него только полнеют, – заупрямился Маркушкин, хотя глазами так и пожирал аппетитную "Вишню в шоколаде".

– Если немножечко, то организму не повредит, – успокоил я мичмана.

– Ну, хорошо. Уговорил. Спасибо, товарищ! – обрадовался мой прямой начальник и запустил свою лапищу по самый локоть в коробку. Почти половина конфет исчезло в его загребущей клешне. И чавкая на ходу, как жадный поросёнок Нуф-Нуф, Маркушкин поспешно отправился на верхнюю палубу крейсера.

На торжественном построении, посвящённом Дню Военно-морского флота, адмирал сначала поздравил весь экипаж с праздником, а потом перешёл к вручению наград и знаков отличия особо отличившимся военнослужащим. Нашему мичману тоже достался знак отличия за многолетнюю безупречную службу и успехи в боевой и политической подготовке. Услышав свою фамилию, Маркушкин бодро прокричал: "Я!", вышел из глубины строя и безупречным строевым шагом направился к адмиралу. По шеренгам пронёсся лёгкий смешок, переходящий в ехидное хихиканье. И тут я заметил, что к заднице мичмана, как банный лист, приклеилась моя искусственная хризантема! Да так симметрично и симпатично! Видно, я машинально положил её на кровать, а Маркушкин, не глядя, уселся на рукоделие моей любимой сестрички. А я ведь совершенно позабыл о голубеньком цветочке, расстроенный бесцеремонным грабежом моих проликёренных сладостей. Мне очень хотелось угостить моих друзей, но, после дружеского визита начальника, конфет на всех ребят уже точно не хватило бы.

А мичман, получив из рук адмирала заслуженную награду, прокричал дежурное: "Служу Советскому Союзу!", развернулся и энергично затопал на своё место. Адмирал просто онемел и офонарел, увидев такой странный знак отличия на корме нашего бравого ветерана. Лишь когда мичман встал в строй, и наступила гробовая тишина, адмирал как-то ссутулился, опустил голову и горестно пожаловался:

– Похоже, перестройка, наконец-то, и до флота добралась. Видно, я пропустил какую-то директиву, разрешающую "голубым" проявлять свою сексуальную индивидуальность.

Адмирал долго пребывал в каком-то непонятном оцепенении, словно в подвешенном состоянии. И только, когда экипаж проходил торжественным маршем мимо командного состава, он снова увидел кокетливую голубую хризантему и, не выдержав, гаркнул во всю глотку:

– Да оборвите же эту гадость с кормы маленького извращенца!!!

Мичман Серов, шедший рядом с Маркушкиным, изящно изогнулся, сгрёб хризантему в кулак, и дёрнул её что было мочи вниз. А клей действительно оказался отменного качества! Очевидно, перед тем, как затвердеть, он пропитал не только ткань мичманских брюк, но также и мануфактуру исподнего белья. Полотно с треском разорвалась, и все доподлинно убедились, что якоря мичмана действительно красуются на положенном им мягком месте. Маркушкин дико взвыл то ли от боли, то ли от полнейшей неожиданности. Ведь ему так никто и не сказал, что за странный балласт прилип к его героической заднице.