Австрийская площадь или петербургские игры

Евдокимов Андрей

Все это время он пил, пил в одиночку и понемногу, не доходя до беспамятства. Как-то Петр не удержался и заглянул к Чернову. На столе громоздились бутылки пива, а вокруг собралась старая кампания.

– Ба, глядите - к нам корифей пожаловал!
– воскликнул Машков. С приходом Петра разговор увял. Он втиснулся между Черновым и Кокосовым, но вскоре ушел, чувствуя себя чужим и лишним.

По дороге домой зашел в кафе. Оно открылось недавно, но облупившиеся стены, изрезанные пластиковые столы и немытый пол - все напоминало закусочную

прошлых лет, где-нибудь на окраине. Под стать были и посетители. Кое-кого Петр знал, с некоторыми выпивал. Как ни странно, но здесь он почувствовал себя спокойно.

Закусывая привычные сто граммов, Петр прислушался к разговору за соседним столиком. Спорили о политике.

– Собчак смел с теми, кто не мог ему и слова сказать, а на Яковлеве зубы сломал. Так ему и надо!
– рассудительно говорил Саша, бывший фрезеровщик с "Электросилы".

– Хрен по барабану! Что Собчак, что Ельцин, что другой какой. А мне и при коммуняках непыльно. Фановая труба - она и в Африке труба, - громко возражал Чича. Он был замечателен тем, что умел виртуозно выпрашивать в долг и никогда не отдавал.

– Кто бы ни вылез, а нам лучше не будет. Одни нахапали, теперь другие пришли, - вставил кто-то незнакомый.

– А ты что скажешь, писатель?
– спросил Чича, заметив Петра.

– Мне все равно, хоть не расти трава.
– Петр хотел пошутить, но неожиданно понял, что сказал то, что действительно думал: ему и вправду было все равно.

– Ребята, писатель - наш человек. И давай, не будь жмотом - ставь! Людям поддать пора, - обрадовавшись, закричал Чича.

Петр уже собирался уходить, но передумал и пошел к стойке. Взяв две бутылки, он сел за их столик.

– За что выпьем?
– спросил Саша, когда Чича разлил водку по стаканам. Помолчали, потом Чича тыкнул пальцем в окно: "Видите, собака бежит?" Поджав хвост, через дорогу семенил большой черный пес.

– Ну видим, и что?
– спросил Петр.

– Вот так и мы: умрем, и никто не вспомнит!
– воскликнул Чича и, многозначительно насупившись, поднял стакан. Остальные потянулись, над столом глухо звякнуло, и плеснувшая через край водка вылилась на руки.

Когда все допили, Петр поднялся, чтобы взять еще, но Саша тяжело придавил его к стулу: "Погоди, теперь моя очередь!"

Откупорив бутылки, он налил всем по самый краешек и мрачно произнес:

– Дружба всего дороже, а остальное - чешуя!

– Да, да, за дружбу, - поддержали остальные.

– Скалы разрушает ветер, а дружбу - неправильные поступки, запинаясь, вымолвил Петр.

За полночь буфетчица закрыла дверь изнутри и села рядом.

– Я водку не пью, только шампанское, - сказала она, прижавшись плечом к Петру.

– И почему все женщины любят шампанское?
– спро сил он.

– Вкусно! Особенно полусладкое.

– Тогда неси на все!
– Петр выгреб из карманов последние деньги.

Утром он проснулся

от знакомого шума: в ванной лилась вода.

– Ира!
– закричал он, но радость тотчас погасла. В дверях стояла совсем другая женщина. Она зябко куталась в его халат; Петр никак не мог ее вспомнить.

– Сколько твердила, что я - Марина, а ты так и не запомнил, - грустно сказала она.

– А что было?
– невпопад спросил Петр.

– А ничего и не было. Лег и сразу отключился - даже не поговорили.

* * *

После обеда позвонила Света Иванькова.

– Надо поговорить - я сейчас приеду. Ты свободен?
– выпалила она.

– Приезжай, - нехотя согласился Петр. У него болела голова, во рту было сухо и мерзко. Спохватившись он добавил: - Захвати по дороге бутылочку пива. Любого, какое будет.

Света приехала очень быстро.

– За что ты не любишь нашего Павла Константиновича?
– спросила она с порога.

– Кошелева? Почему же не люблю? Милейший человек, за что его не любить?
– откашлявшись, сказал Петр.
– Кстати, как его дела?

– Губернатор восстановил его в прежней должности. Работает.

– Щит и меч ему в руки, - буркнул Петр, допивая пиво. Он чувствовал освежающую прохладу каждого глотка и застыл, ожидая, когда отлетит похмельная тяжесть.

– А говоришь, что хорошо относишься...

– Я этого не говорю! Как можно хорошо относиться к гэбисту, который моих друзей сажал?
– возмутился Петр.

– Все это в прошлом, а ты - просто маньяк!
– раздраженно сказала Света.

– Выходит, всех простим и все забудем? Будь моя воля, я бы их на лесоповал, в тундру. Или - к стенке! К той, что за мусорным бачком.

– Жаль, что ты так настроен. А я хотела, чтобы ты нам помог.

– Я не отказываюсь, но при чем Кошелев?

– Он сам просил с тобой встретиться. Сказал, что только ты можешь сдвинуть дело с мертвой точки...

– Какое дело?
– удивился Петр.

– Он обещал губернатору, что вернет деньги за ремонт Австрийской площади. Это очень важно. Ты же знаешь: в бюджете - пусто.

– Что же я могу сделать?

– Съезди к Кошелеву, только ради Бога не заговаривай о лесоповале. Он все расскажет, а ты напиши статью. Павел Константинович уверен, что это расшевелит австрийцев.

– Да он меня и на порог не пустит!
– воскликнул Петр.

– Пустит, пустит, я гарантирую. Кошелев всюду говорит о тебе только хорошее.

– Хорошо, я позвоню и завтра поеду, - согласился он.

Света тотчас же стала прощаться. Петр вышел с ней и направился в магазин. Бутылка пива только усилила жажду. Очень хотелось выпить.

* * *

– А я и не сомневался, что Рубашкин согласится. Для каждого контингента свой подход нужен, - говорил Кошелев в телефонную трубку. Завтра так завтра. Да, конечно, приму обязательно.