Автобиография
Шрифт:
Монахи его ордена очень меня преследовали. Они даже публично выступали против меня, как человека заблуждающегося. Мой муж и свекровь, которые до сих пор не обращали внимание на моего исповедника, теперь встали на его сторону и приказывали мне оставить молитву и набожность, чего я сделать не могла. Внутри меня происходило общение, которое абсолютно отличалось от общения во внешнем мире. Я делала все, чтобы подавить его проявления, но не могла. Присутствие такого Великого Господина проявлялось даже на моем лице. Это мучило моего мужа, о чем он говорил мне неоднократно. Я делала все, чтобы это оставалось незамеченным, но я не могла полностью скрыть этого. Я настолько была занята внутри своего существа, что иногда даже не замечала, что я ела. Мне казалось, что я ем какое–то мясо, хоть я не взяла на самом деле ни кусочка. Такое глубокое внутреннее внимание едва позволяло мне видеть и слышать все то, что меня окружало. Я все еще продолжала использовать очень строгие способы умерщвления и аскетизма. Но они ни на грамм не удалили свежести моего лица.
Очень часто со мной случались приступы болезни, и тогда ничто в жизни не утешало меня за исключением молитвы и встреч с Матушкой Гранже. Как же дорого это мне доставалось, особенно последнее! Можно ли мне было считать это крестом? Не следовало
Он намеренно подстрекал моего мужа и свекровь, чтобы они удерживали меня от молитвы. Тот способ, который они использовали, заключался в наблюдении за мной с утра до ночи. Я не осмеливалась выйти из комнаты своей свекрови или же отойти от постели моего мужа. Иногда я шла со своим шитьем к окну, под предлогом, что там мне лучше видно, но на самом деле, чтобы дать себе минутный отдых. Они подходили, чтобы очень пристально на меня посмотреть, проверяя, не молюсь ли я вместо работы.
Когда мой муж и свекровь играли в карты, а я поворачивалась к камину, они следили, продолжаю ли я работу и не закрыла ли глаза. Если они замечали, что я закрыла глаза, они сразу же приходили в ярость, и так длилось несколько часов. Самым странным было то, что мой муж, чувствуя себя лучше и уходя куда–нибудь, не позволял мне молиться даже в его отсутствие. Он замечал, сколько шитья мне оставалось, и, выйдя, вдруг немедленно возвращался. Если он находил меня молящейся, то тут же впадал в ярость. Напрасно я говорила: «На самом деле, господин, какая Вам разница, чем я занята во время Вашего отсутствия, если я всегда прилежна во время Вашего присутствия?» Это не удовлетворяло его, ибо он настаивал, чтобы я не молилась ни в его отсутствии, нив его присутствии. Я думаю, что нет страдания равного этому. Ибо когда ты так жадно стремишься к уединению, не в твоей власти его получить. О мой Бог, война, которую они вели, чтобы удержать меня от любви к Тебе, лишь увеличила мою любовь. В то время как они старались предотвратить мое общение с Тобой, Ты поместил меня в невыразимый покой. Чем больше они трудились, чтобы разлучить меня с Тобой, тем ближе Ты привлекал меня к Себе. Пламя Твоей любви разжигалось и его горение поддерживалось именно тем, что они делали, чтобы погасить его. Часто из желания угодить я играла с моим мужем в пикет. В такие часы я бывала еще более привлечена внутренней жизнью, нежели когда мне случалось бывать в церкви. Я едва могла сдерживать тот огонь, который горел в моей душе, обладая всеми чертами страсти, называемой у людей любовью, но которая была лишена всякой плотской пылкости. Чем жарче он был, тем больше в нем было мира. Этот огонь черпал силу во всем, что пыталось его подавить. Дух молитвы питался и возрастал от их ухищрений и попыток лишить меня возможности предаться ей.
Я любила, не задумываясь ни над мотивом, ни над поводом для любви. Ничего не происходило в моем разуме, но все было сосредоточенно в тайниках моей души. Я не думала ни о воздаянии, ни о дарах или милости, которую Он мог излить на меня, а я могла бы принять. Мой Возлюбленный был единственным предметом, который занимал мое сердце. Я не могла рассуждать о Его качествах. Я не знала ничего кроме любви и страдания. Невежество приобрело для меня больше истины, чем любая наука докторов, ибо оно в совершенстве преподало мне Иисуса Христа распятого и научило меня любить Его крестные муки. Тогда я готова была умереть, чтобы неразлучно находиться с Тем, Кто так сильно привлек мое сердце. Так как все это происходило в моей воле, которая поглотила все мое воображение и понимание, я не знала как к этому относиться, никогда не читав и не слышав о том состоянии, которое я переживала. Я очень боялась заблуждения и опасалась, что все это могло быть ненормально, ибо до сих пор я ничего не знала о том, как Бог действует в душах. Я читала только Духовную Битву Св. Франциска де Саля, Фому Кемпийского и Священное Писание. Я была совершенно незнакома с теми книгами, в которых описывались подобные состояния. Также все те развлечения и удовольствия, которые ценились и высоко почитались в мире, казались мне скучными и безвкусными. Я удивлялась, тому, что когда–то я могла ими наслаждаться. И действительно, с того времени я не могла уже обрести удовлетворения или радости вне Бога. Чтобы обрести его, мне пришлось бы лгать себе самой. Меня не удивляло, что мученики отдавали свою жизнь за Иисуса Христа. Я почитала их счастливыми, и вздыхала, завидуя их привилегии пострадать за Него. Я так мечтала о кресте, что моей наибольшей проблемой было желание страдания с такой силой, с какой жаждало его мое сердце. Это желание и уважение креста постоянно возрастало. После того что я утратила вкус к чувственным наслаждениям и удовольствиям, любовь и почитание Бога не оставляли меня, так же, как и мысли о кресте. На самом деле, с этих пор крест стал моим верным спутником, изменяясь и возрастая, в соответствии с изменениями и наклонностями моего внутреннего состояния. О благословенный крест, ты никогда не покидал меня, с того момента как я сдалась на милость моего божественного, распятого Учителя. Я надеюсь, что ты никогда не покинешь меня. Я так жаждала креста, что пыталась испытать наибольшую силу всякого умерщвления плоти. Это послужило возбуждению моего желания пострадать, показывая мне, что только Сам Бог волен приготовить и ниспослать испытания подходящие для души, жаждущей последовать Ему в страданиях, и уподобиться Ему в смерти. Чем более глубоким было мое молитвенное состояние, тем большим было мое желание пострадать, по мере того как на меня со всех сторон надвигалась тяжесть испытаний.
Особенная ценность молитвы сердца в том, что она наделяет его сильной верой. Моя вера была безгранична, равно как и мое смирение перед Богом, мое доверие к Нему, моя любовь к Его воле, и к действию Его провидения в моей жизни. Ранее я была чрезвычайно робкой, теперь же ничего не боялась. Именно в этом случае можно осознать силу слов: «Ибо иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф. 11:30).
Глава 13
Она казалась мне молитвой Самого нашего Господа Иисуса Христа, молитва Слова, совершавшаяся Духом. Согласно словам Св. Павла, Он «ходатайствует за святых по воле Божией» (Рим. 8:26–27).
Мои страдания дома продолжались. Мне запрещали не только видеться, но даже писать Госпоже Гранже. Даже само мое посещение богослужения или таинства было источником горестных оскорблений. Единственное развлечение, которое у меня оставалось, это посещение больных бедняков и совершение для них самых низших услуг. Мое молитвенное время стало приводить меня в крайнюю степень отчаяния. Я заставляла себя продолжать молиться, хоть лишена была всякого покоя и утешения. Когда я не была этим занята, то чувствовала страстное желание и стремление к молитве. Я переживала в своем разуме невыразимую горечь, пытаясь с помощью строжайших наказаний или телесной аскезы смягчить и превозмочь ее, но все было напрасным. Я более не находила в себе той оживляющей силы, которая до сих пор несла меня вперед с великой скоростью. Я казалась самой себе одной из тех молодых невест, которым тяжело отложить в сторону любовь к себе и последовать за своим мужем на войну. Я снова окунулась в самодовольство и любовь к самой себе. Моя склонность к гордости и тщеславию, которая мне казалось полностью умерщвленной, в то время, как я настолько была исполнена Божьей любовью, теперь снова проявлялась, причиняя мне большие испытания. Это побудило меня оплакивать свою внешнюю красоту и непрестанно молиться Богу, чтобы Он удалил от меня это препятствие и сделал меня уродливой. Я бы даже желала стать глухой, слепой и немой, дабы ничто не отвращало меня от любви к Богу. Я отправилась в путешествие, которое мы тогда должны были совершить, и я, казалось, более чем когда–либо была похожа на те лампы, которые излучают тусклый свет, когда они на грани угасания. Увы! Как много ловушек было на моем пути! Я встречала их на каждом шагу.
Из–за невнимательности я даже совершала поступки неверности. О мой Господь, с какой силой Ты наказывал их! Праздный взгляд защитывался мне как грех. Скольких слез мне стоили эти беспечные промахи, из–за моей слабости и уступчивости даже против моей воли! Ты знал, что не Твоя суровость, которая вступала в силу после моих падений, была причиной пролитых мною слез. С каким удовольствием я бы перенесла самую суровую строгость, если бы она смогла исцелить меня от моей неверности. К какому бы жестокому наказанию я бы не приговорила себя! Иногда Ты поступал со мной как отец, который жалеет дитя, лаская его после неумышленно совершенных им проступков. Часто Ты давал мне почувствовать Твою любовь ко мне, которая была несравнима с моей испорченностью! Именно сладость этой любви после моих падений причиняла мне наибольшие муки, ибо, чем более дружелюбие Твоей любви проявлялось ко мне, тем менее безутешной я была из–за того, что хотя бы на самую малость удалилась от Тебя. Когда я допускала какую–нибудь небрежность, я видела, что Ты был готов принять меня. Тогда я часто взывала: «О мой Господь! Разве это возможно, чтобы Ты был столь милостивым к такому обидчику, и так снисходителен к моим проступкам, так благосклонен к той, которая отошла от Тебя из–за пустого желания угодить другим, исполненная привязанности к легкомысленным предметам? Но как только я возвращаюсь, я нахожу Тебя ожидающим, готовым принять меня с распростертыми объятиями».
О грешник, грешник! Разве у тебя есть хоть малейший повод жаловаться на Бога? И если в тебе остается хотя бы капля справедливого рассуждения, исповедуй истину и признай, что если ты поступаешь зло, то это исходит только от тебя. Удаляясь от Него, ты не повинуешься Его призыву. Когда же ты возвращаешься, Он готов принять тебя; и если ты не возвращаешься, Он употребляет самые привлекательные мотивы, чтобы завоевать тебя. Однако если ты предпочитаешь не слышать Его голоса, ты и не услышишь Его. Ты говоришь, что Он не обращается к тебе, хоть Он говорит во весь голос. Но все это только потому, что ты ежедневно бунтуешь, и каждый день становишься все более и более глухим к Его голосу.
Когда я была в Париже, священники казались пораженными, видя, что я так молода. Те из них, которым я открыла свое состояние, сказали мне, что я никогда не смогу отблагодарить Бога за все те милости, которые были мне дарованы. Если бы я до конца осознавала их суть, я была бы поражена. Если же я окажусь неверной, то буду самым неблагодарным из творений. Некоторые заявляли, что им никогда не было известно о женщине, которую бы Бог приблизил к Себе так близко, и которая бы обладала такой чистотой совести. Я думаю, что причиной была именно Твоя постоянная забота обо мне, о мой Бог, которая всегда давала мне ощущать Твое присутствие, так как Ты и обещал в Твоем Евангелии: «кто любит Меня, тот соблюдет Слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем у нему и обитель у него сотворим» (Иоанна 14:23). Именно постоянное переживание Твоего присутствия, вот что сохраняло меня. Я глубоко убедилась в том, что сказал пророк: «Если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж» (Пс. 126:1). Ты, моя Любовь, был моим верным хранителем, который действительно защищал меня от всех возможных врагов, предотвращая малейшие мои проступки, или же исправляя их, когда мой живой характер допускал их.