Автограф
Шрифт:
Ни на похоронах, ни на девять дней Георгий не плакал. Не было сил. Присутствовала лишь боль, которую невозможно было описать словами. Как хорошо, что у него были все же, по большей части, настоящие друзья, которые в трудную минуту не отвернулись от Суворова, и помогли организовать похороны на высшем уровне.
Георгий раз за разом гнал из головы дурные воспоминания, но они лезли и лезли обратно, нанося непоправимые душевные раны. Как назло вспомнился позавчерашний день. Одиннадцатый день без Марии. Суворову случайно удалось узнать (да, в принципе, это не являлось ни для
Помощник президента Анатолий Шаганов должен был выступить с обращением к гражданам о здоровье нации на открытии первого московского национального марафона, грозящего стать ежегодным мероприятиям. Первый массовый старт собрал порядка десяти тысяч участников и гораздо большее число зрителей. В их-то ряды без особого труда и затесался Суворов.
Гораздо труднее оказалось пробраться к тому месту, где собирался давать речь Шаганов, но и это Георгию, в конце концов, удалось.
Помощник президента приехал вовремя, как и обещал, взошел на импровизированную сцену и начал свое выступление. Говорил он, в принципе, не много и стандартными казенными словами, звучащими из уст абсолютно всех политиков. Георгий смотрел на холеное лицо представителя власти и чувствовал, как волна неудержимого гнева постепенно поднималась из его глубин и вот-вот готова была выплеснуться наружу.
Суворов был полностью уверен, что, если бы в его руке сейчас оказался пистолет, то он бы выстрелил не колеблясь. Но ни пистолета, ни другого оружия у музыканта не имелось. Ничего не было. Этот человек в дорогом костюме, весь лоснящийся от собственной важности, отобрал у Георгия все. Даже мыслей в голове толком не осталось. Наконец, волна гнева стала настолько нестерпимой, что Суворов перестал что-либо соображать. Он попер напролом сквозь толпу, благо до Шаганова ему нужно было пройти всего рядов десять, не больше. Он практически сумел это сделать, даже выкрикнул несколько ядовитых проклятий в адрес чиновника, которые Шаганов услышал, но в этот момент сотрудники безопасности скрутили Суворова, повалили его на асфальт, и для музыканта все закончилось.
Узнав в нарушителе спокойствия известного молодого музыканта, у которого недавно случилась личная трагедия, милиция отпустила несчастного Георгия домой, проведя с ним воспитательную беседу.
И вот теперь он совершенно один, раздавленный и убитый горем, сидел в своей квартире, сходя с ума от тоски. Концерты были отменены, а вех, кто был не доволен таким его решением, Георгий просто послал куда подальше. Друзей он видеть не хотел. Да вообще он ничего не хотел. Слишком все теперь стало для него туманно и безлико.
Неожиданно позвонили в дверь. Георгий поднял свои мутные глаза, посмотрел в коридор. Звонок повторился.
– Черт, - выругался он в сердцах.
– Кого принесла нелегкая?
Нелегкая принесла сотрудников прокуратуры, и ни каких-нибудь, а чуть ли не самых важных, из самого
В квартиру вошли трое. Один из них "натуральный блондин", чем-то напоминавший известного российского певца, представился следователем по особо важным делам прокуратуры Кузнецовым. Двое других, наверняка из полиции, прошлись по комнатам, явно что-то или кого-то разыскивая.
– Что вам нужно?- без эмоций спросил Суворов, устало глядя на важняка.
– Как обычно, задать Вам несколько вопросов, - улыбнулся Кузнецов. Судя по всему, и этот человек готов был взорваться от переполнявшего его чувства собственной значимости.
– Задавайте, - ответил ему Георгий и поплелся к себе в комнату.
– Где вы были вчера? Весь день.
– Тут, - коротко ответил Суворов чистую правду.
– Что, никуда не выходили?
– Нет.
Кузнецов огляделся по сторонам, поморщился при виде пустых бутылок, разбросанных по комнате.
– Вы новости смотрите?
– задал еще один вопрос следователь.
– Нет.
Похоже, что равнодушный тон и односложные ответы Георгия начали выводить Кузнецова из себя. Суворову до этого не было никакого дела. Жизнь еще оного чиновника его не интересовала.
– Очень зря.
– Кузнецов встал с кресла, прошелся по комнате.
– Помощник президента Российской Федерации, господин Шаганов сегодня рано утром умер от острой сердечной недостаточности. Единственным человеком, кто желал ему смерти, были Вы, не находите?
– Не нахожу, - так же монотонно, как и прежде, ответил Суворов.
– Уверен, что у господина Шаганова было много врагов, желавших ему зла.
– Но ни один из них не посмел сказать это Анатолию Сергеевичу в лицо.
– А за слова уже сажают?
– спросил в свою очередь Суворов. Весть о том, что Шаганова больше нет, ни привнесла в состояние Георгия никаких красок.
– Разумеется, нет, а вот за дела - еще как! Я здесь не из-за Ваших слов. Но у Вас есть мотив, и я должен, я обязан во всем разобраться.
– Разбирайтесь. Я не буду препятствовать следствию. Но вчера я был дома, и сегодня я весь день дома.
– Это обстоятельство мы скоро выясним, поверьте. От нас еще никто не уходил безнаказанным, и будет лучше, если Вы во всем сознаетесь.
– В чем?
– Суворов вновь перешел на односложные ответы.
– В убийстве господина Шаганова.
– Я не убивал его. Сердце у любого может забарахлить.
– Ах, так? А Вам известно, что Анатолий Сергеевич слыл человеком очень спортивным и следил за своим здоровьем?
– Догадываюсь.
Кузнецов пристально посмотрел на Суворова, перевел взгляд на бутылки из-под водки, вновь посмотрел на музыканта.
– Прихватите это, и опросите подъезд, - скомандовал он своим сопровождающим.
Двое похожих на полицейских сотрудников забрали бутылки и спешно удалились из квартиры Суворова.
– Будет лучше, если Вы и впредь не станете никуда выходить. Пока Вам нечего предъявить, но, будьте уверены, я во всем разберусь.
Георгий ничего не ответил Кузнецову. Он даже дверь за следователем закрыл не сразу.