Автоматические стихи

Поплавский Борис Юлианович

«Тяжелый ангел в подземелье спал…»

Тяжелый ангел в подземелье спал Над ним закрыты сотни ворот И сняты сотни железных лестниц И убиты тысячи вестниц И на сотню дверей налетает снег И спускаются своды Железные цепи снятся ему во сне Ниже и глуше Мертвые души Умрем — проснемся Забудем жизнь

«Никто не знает когда…»

Никто не знает когда Разрывается цепь минут Когда можно будет уснуть навсегда Навсегда уснуть — Глубоко в земле Сложив прекрасные руки Забыв ужасные звуки Навсегда

улыбаясь Каменным ртом Рукой касаясь Звезд…

«Улицы зажгли свои огни…»

Улицы зажгли свои огни Дождь идет блестящими волнами Воротник подняли бедняки Улицы покрыты облаками Тише, холодно — мы в бездне, мы одни Мы с вами За железом решеток За камнем подвалов За безысходными толщами стен Лежит золотая труба Христос сидит на стуле Он спит С золотою трубою в руках Христос проснется

«Улицы мокры, огни зажглись в тумане…»

Улицы мокры, огни зажглись в тумане Дождь идет Мы идем с Евангелием в кармане Мы идем вперед Знаем: В подземелье Внизу глубоко Христос на стуле Он держит в руках весы спокойности Весы покачнутся — Христос проснется Поднимет руку Мы вспомним всё

«Ночь стояла на белой дороге…»

Ночь стояла на белой дороге Направляясь к огромному городу Там высокие окна ждали А вдали погасали дали Слишком много кричали трубы Мирозданье уже засыпало Наклоняясь в бездну устало Почему так скоро темнеет? Потому что счастье устало

«Никто не мог отрешиться…»

Никто не мог отрешиться Повернуться к входящим зорям Там деревья качались в окнах Ночь блестела на синих стеклах Все кричали, все уставали Прикасались ко лбу рукою Все с последним сном расставались Первый поезд шел за рекою Утро тихо открыло портьеру Смерть входила в костюме сером Смерть вошла — уронили карты Посмотрели в стеклянный шар

«Кто дошел до середины…»

Кто дошел до середины Может только остановиться Он не верит в обратный путь Он мечтает только заснуть Нет дороги назад во зло Раскаленные рельсы — добро

«Солнце долго ходило. Устало…»

Солнце долго ходило. Устало Заходило в подвалы кварталов Засыпает теперь на краю Осень тихо проснулась в раю Кто нас помнит? Нас все забыли Мы другие, мы новые люди Мы так слабы, болит голова Еле слышны наши слова Но быть может мы что-то знаем Что не знает яркое время — Почему умирало так страшно Так безумно хотело жить Всё так ясно — будем суровы Мы иные, мы строги и новы Бережем мы каждое слово Каждый терний венца Христова Мы спокойны в тени креста Светлый крест золотой простой — Это мир золотой простой Черный рыцарь висит на нем Поклонимся ему челом

«Голос в страшном отдалении…»

Голос в страшном отдалении:

Это не то, это еще не то И лучше вам возвратиться пока вы не начали жить

Выбегает Пролог в красном трико:

Милостивые государи, карлики и короли На улице страшно, там падает снег А здесь так красиво, здесь розы поют

Розы поют:

Нам не страшен и страшный суд Мы скоро уснем, для

нас весна никогда не увянет Для нас и день никогда не настанет

Голос:

Отпустите меня на улицу

Другой голос за сценой:

Чувство тайны то что вас покинуло Ночь, кругом темно Кто услышит голос в отдаленье? Чахнут лампы в страшном замедленье Руки падают в окно

Пролог танцует и поет:

На лучистые пиры Вышли из морей миры Полны розовым вином Мы заснули мертвым сном Будет всё опять прекрасно Будет небо страшно ясно Но сгоревшая звезда Не вернется никогда

Розы танцуют под рев неземных граммофонов.

Высокий голос за сценой:

Солнце Озирис, солнце Озирис, где ты?!

Голос из бездны:

Здесь, у меня, но он не вернется к тебе. Он видит сладкие сны Но он не вернется к тебе

Тихо звонит колокол. Сцена изображает город.

Лестницы, ступени, колонны, а налево — маленький домик с соломенной крышей. У входа сидит хромой Эпиктет. Высоко направо, на высоких этажах храма, висячий сад. Молчание. С крыши храма поют садовники: Мы растили здесь черные розы Но снег пошел

Голос за сценой, голос на сцене:

Но какою ценою, мне слишком больно Тихо родник продолжает напев драгоценный Святой, невольный О как прекрасна природа Как безобразна свобода Но если Христос безобразен Разве можно быть красивыми

«Скольженье белых дней, асфальт и мокрый снег…»

Скольженье белых дней, асфальт и мокрый снег Орудия стреляют из-за сада Конина снова поднялась в цене Лишь фонари играют над осадой Рембо, вам холодно? Ну ничего, я скоро Уеду в Африку, смотрите, гаснет газ Солдаты ссорятся и снег идет на ссоры Лишь там один не закрывает глаз И шепчет пушка Смотрит из окна Такой зимы давно я не запомню: Земля внизу тверда и холодна Темно на лестнице и снег идет из комнат Рембо молчит и снег летит быстрей Он нас покинул. Свет, он умирает: В свои стихи уходит от гостей Нечистою страницей покрываясь Конина снова поднялась в цене А сколько лошадей мы убиваем

«Всё было тихо, голос драгоценный…»

Всё было тихо, голос драгоценный Спокойно продолжал свою молитву Родник холодной истине служил В нем голубое небо отражалось А в глубине его сияла жалость Там белый крест отшельник положил Но дьявол пить хотел и подойти не мог Он молча плакал жарко умирая Вдруг крестик всплыл И вот в ручье он вдаль течет играя Испил чужой — и в час иссох родник Но ангел водяной живет в раю

«Молча камень порождает воду…»

Молча камень порождает воду Солнце Тихо всходит тою же дорогой Осень смотрит в золотую даль Родники молчат в глубоких скалах Может быть уж снег идет у Бога

«На белой поверхности неба…»

На белой поверхности неба Железные бились деревья Темнели заставы — в них газ загорался Больные вставали с постели Вечерняя смена на низких бульварах Ела мороженое Всё было жестоко и жарко Всё было в поту Туберкулезные руки липли как потные марки Хватались за жизнь Но она безмятежно смотрела в закат на мосту Сама она уже готова была уступить И потухнуть над парком