Автоматная баллада
Шрифт:
– Ну, – Сергей с очень задумчивым видом разглядывал кочку в дюжине шагов от берега. – Ты можешь повернуть назад и дышать свежим лесным…
– Понятно. Кончай трепать языком и веди нас дальше!
– Ну, пошли…
До ближайшего островка было метров двести-двести пятнадцать. Так себе дистанция, прикинул я, но если осторожно – пройдем. Мы с Айсманом, в смысле, пройдем.
Энрико, впрочем, подвох заподозрил – по крайней мере, его взгляд раз пять переместился с неторопливо зашлепавшего по жиже Сергея на заросли справа, где несколько молоденьких кленов буквально напрашивались на
Иногда.
Мы прочавкали ровно четырнадцать шагов, когда сзади донесся тот самый звук – большое и звучное «хлюп»!
Шемяка тихонько хихикнул.
– Помоги ей подняться, – не оборачиваясь, бросил он. – И – не отставать.
В ответ донеслось нечто шипяще-булькающее, но явно не похожее на пожелание долгих лет или счастливого пути.
Сергей хихикнул еще раз.
Разумеется, они здорово отстали. Еще бы, ведь Анна за эти злосчастные две сотни метров умудрилась оступиться и шлепнуться целых одиннадцать раз, я считал. Энрико, правда, сумел ограничиться всего тремя, но зато ему приходилось вытаскивать свою подругу из жижи, и в результате к тому моменту, как Шемяка закончил выстругивать первый шест, они только-только вползли на берег. Вползли и упали.
– Думаю, – произнес я, – проблема с демаскировкой благополучно разрешилась сама собой.
Закрепленная поверх рюкзака Энрико «М16» ответила мне укоризненным взглядом.
– Я бы сказал – радикально разрешилась! – лязгнул Макс.
– Угу.
Буйных стад лихо пляшущих на зеркальной стали солнечных зайчиков больше не наблюдалось. Равно как и сверкающего плетения чеканных узоров. И расплавленного золота волос. И даже лилия хоть и удержалась над ухом, но сыскать на трех уцелевших лепестках миллиметр-другой прежней белизны было бы трудновато и хорошей оптикой.
Отличный ровный – и уже начавший подсыхать – слой коричневатой жижи. На фоне которого выделялся только оскал – давно не встречал таких ровных и белых зубов у людей, большинство гробит свои клыки чуть ли не в детстве, Шемяка вон и тот до желтизны скурил – и глаза. Разноцветные… очень-очень бешеные.
– Что это? – с подозрением глядя на сверток, осведомилась Анна.
– Штаны. Мои запасные, если тебе это хоть сколечко интересно.
– Мне интересно, – медленно произнесла девушка. – Мне интересно, почему ты решил, что я захочу натянуть это рванье?
– Пиявки.
«Хотя, – подумал он, – небольшое кровопускание скорее пошло бы тебе на пользу, чем повредило. Теоретически рассуждая».
– И что?
– Хочешь сказать, что не боишься пиявок?
– Отца однажды лечили пиявками. Доктор сказал, они при укусе выделяют уйму полезных веществ.
– Доктора, случаем, не Дуремар звали?
Вместо ответа Анна, широко размахнувшись, метнула в Сергея злосчастный сверток. Почти удачно – просвистев в какой-то паре миллиметров от Шемякиного уха, штаны сгинули в зарослях позади него.
Айсман улыбнулся.
– Между прочим, – весело произнес он, – зеленая поросль за моей спиной – это болотная
– Не знала, что крапива растет на болоте! – фыркнула девушка. – А то бы постаралась кинуть еще дальше. Надеюсь, ты не очень дорожил этими штанами?
– Ань, – согнувшийся над полувыстроганной слегой Энрико тяжело вздохнул и, отложив палку, начал вставать. – Ты зря это сделала.
– Зря?! Рик, ты чего! Стой, Рик, куда ты… пусть он сам лезет за своими тряпками!
– Наш добрый Рикки, – вкрадчиво произнес Айсман, – уже достиг третьей стадии болотного просветления. Теперь он уже не просто подозревает, что следопыт может иногда оказаться прав, но и предполагает, что я могу быть правым очень часто.
– И какого же хрена…
– Видите ли, ма-де-муазель… вы были абсолютно правы в своем высказывании насчет полезности пиявок.
Шемяка старательно пытался копировать тягуче-презрительную – и очень хорошо памятную ему – интонацию Рыжего Волка… сделавшего, слепившего, по косточкам заново собравшего из голодного подростка настоящего «горелого» следопыта. Рудольф любил читать подобные… лекции, а поводов для них Сережка-Лопоух давал предостаточно.
– Вернее, почти абсолютно. Но есть одна крохотная деталь, вами неучтенная. А именно – вашего почтенного батюшку пользовали, скорее всего, медицинскими пиявками. В здешней же грязи-воде обитает примерно полторы дюжины разновидностей этих червяков-кровососов, но как раз медицинские среди них отсутствуют.
– Ладно, поняла.
«Учить, учить и учить, – подумал Айсман. – Пока у самого язык до кости не сотрется. Эх, было бы сейчас, как до войны, книгу бы написал. Или две. Или десять – хорошего много не бывает. Об одном и том же: что надо слушать опытных людей! Внимательно! Разинув пасть и тщательно запоминая каждое слово! А потом взять… ну, скажем, кувалду и постучать ею по головам мнящих себя самыми умными. И органически неспособных понять, что драгоценный опыт, которым с ними изволят поделиться, заработан реками пота и морями крови. Крови – по большей части таких же умников, на личном горьком примере показавших остальным, чего делать нельзя!»
– Не так быстро, ма-де-муазель. Здешние пиявки, чтоб вы знали, впрыскивают в свой будущий обед, то есть в вашу кровеносную систему, не только «уйму полезных веществ», но и обезболивающее… чтоб укус не сразу почувствовался. Анестезия, так сказать. Взрослому здоровому человеку хватит, четырех-пяти укусов, чтобы свалиться на месте и заснуть… сном праведника… и проснуться уже в раю. Или, если очень повезет, от жуткой боли – покусанную часть тела обычно раздувает едва ли не вчетверо.
– Аллергическая реакция, – донеслось из крапивы.
– Настолько умных словей я не знаю, – соврал Айсман. – Но факт, что последующие несколько дней идти покусанный не в состоянии. Только лежать… в бреду… с шансами пятьдесят на пятьдесят.
– По твоему описанию, – судя по звукам, Энрико принялся решать крапивную проблему наиболее радикальным способом, использовав катану в роли косы, – эти пиявки больше похожи на комаров.
– Кстати, о комарах. Вы их заметили?
– Мы заметили, что их нет, – сказала Анна. – Только порадоваться этому не успели.