Автопортрет с устрицей в кармане

Многие помогали мне, когда я, сочиняя этот роман, обращался за разъяснением самых разных вещей. Это в особенности Софья Багдасарова, Дмитрий Иванов, Елена Сафф, Артем Серебренников, Дильшат Харман, Юлия Штутина; пусть простят меня те, кого я не упомянул.

Особая благодарность – Екатерине Ракитиной, которой я обязан двусмысленностью, связанной с украденными книгами, а также фразой из Хроники Герарда Марша, обсуждаемой во второй главе: «And so they went back and forth for the battle it filled their hearts with woe»

и «And so they went to Beckenford for the battle, it filled their hearts with woe»; эта фраза, в ее подлинном и искаженном виде, дала мне название Бэкинфорда и избавила от трудностей, с которыми я сам бы не справился.

Длинная комната с большими окнами, которую все живущие в доме называют галереей. Одна дверь из нее ведет в сад, другая – в глубь дома, а ближайшим образом – к короткому коридору на кухню. Близ двери, ведущей в дом, – столик, заставленный безделушками, в дальнем углу – дверь в чулан, задвинутая шкафом. На стене над столиком старинная картина. На ней пастушка, стоящая в раздумье, рядом на скамье ее кавалер с лютней, низко склонивший голову, позади в кустах – что-то похожее на гробницу. На заднем плане – роща, из которой на опушку выходит еле заметный волк.

– Все-таки мне кажется, что одних тарталеток будет мало, – сказала Эмилия.

– Миссис Хислоп предлагает пару имбирных кексов, лепешки с девонширским кремом, мед и малину, – сказала Джейн. – Кроме того, она утверждает, что к твоим картинам пошли бы сэндвичи с кресс-салатом и креветками. Если хочешь, спроси ее, что она под этим понимает. Впрочем, креветок все равно нет, так что вопрос академический.

– Имбирные кексы, – задумчиво сказала Эмилия. – По-моему, это слишком хорошо для такого случая. Пойми меня правильно, я не думаю отказать моим знакомым в маленьком удовольствии, но мне не хотелось бы, чтобы потом говорили: «О да, там были замечательные имбирные кексы, миссис Хислоп выше всяких похвал, и еще виды аббатства в желтых рамках». Воспоминания так прихотливы.

– Да, я понимаю, – кивнула Джейн. – Я однажды сидела в приемной у дантиста с одним из таких сборников, что издают в помощь девушкам, ведущим культурную жизнь; боюсь, это было опрометчиво. Потом один молодой человек, очень милый, но… в общем, он решил прочесть мне: «Наконец мы напились из Леты, мы лотос вкусили, там, где скорбь родилась и скончалась» и все, что там дальше, о чем я узнала, пока сидела у дантиста. Думаю, он был удивлен тем, как я к этому отнеслась. Не стоит брать в такие места вещи, которые собираешься потом использовать в лучшей жизни.

– Надеюсь, ты не была с ним слишком сурова. Все-таки он не виноват.

– Тогда это не пришло мне в голову. В общем, не тревожься зря. Я уверена, что ты пересилишь кексы.

– Вот еще что: писать приглашения или нет? Удивительное дело,

нигде нет правил этикета на случай, если зовешь знакомых посмотреть на свои картины. Кто пишет пособия по этикету?.. Эти люди уверены, что мне чаще приходится принимать в гостях особ королевской крови или устраивать им после этого торжественные похороны.

– Напиши, – предложила Джейн.

– Пособие по этикету?

– Приглашения. По крайней мере, это тебя займет.

– Боюсь, не показалось бы, что я придаю этой затее слишком много значения.

– А ты не придаешь? – осторожно спросила Джейн.

Эмилия покачала головой.

– Мне не хочется выглядеть смешной. Я уже жалею обо всем этом.

– Дорогая, – мягко сказала Джейн, – мы все тебя поддерживаем. Спроси у мисс Робертсон или у викария, он сейчас наверху; они знают слова, подходящие к таким случаям.

– А Роджер приедет?

– Лев встает на дыбы, – сказал попугай. Он сидел на шкафу и, вывернув шею движением, мучительным для восприимчивого наблюдателя, чистил перья на спине. – Да, на дыбы. Я выхватываю саблю.

– Я даже не знаю, вернулся ли он из Италии и в каком состоянии, – сказала Джейн. – До последнего момента он уверял меня в открытках, что приедет. Я бы не стала слишком на это рассчитывать.

– Верхняя половина отделяется от нижней, – продолжил попугай и шумно перелетел на плечо к Джейн.

– Не сейчас, милый, – рассеянно сказала она.

– Он мог бы написать в «Ежемесячное развлечение», – предположила Эмилия. – Он же пишет для них. Хотя бы несколько строк. Если, конечно, ему понравится.

– Я уверена, ему понравится.

– И запекается полчаса, – сказал попугай.

– Сколько? – переспросила Джейн.

– На дыбы, – подтвердил попугай, перелетая на стол. – Конго – это боль, – сообщил он.

– У него там отравили быка, – сказала Эмилия.

– У кого?

– У Генри. Он рассказывал. Недружественные туземцы с помощью белены. «Всегда следи за недружественными туземцами», – говорит он.

– Все запирать на ночь, – сказал попугай.

– Это благоразумно, – сказала Джейн.

– Наверняка он расскажет о них что-то новое, когда вернется из… оттуда, где он сейчас. Это люди неистощимой изобретательности. Перестань, милый, – сказала она, поднимая поваленные попугаем статуэтки. – Как ты думаешь, куда мне поставить отшельника, справа или слева от натюрморта с палтусом?

– Ну, – начала Джейн, – тебе удалось придать ему такой выразительный взгляд…

– В самом деле?..

– Да, просто пронизывающий, это удивительно… поэтому, мне кажется, лучше поставить его так, чтобы он не смотрел ни на что в особенности. Может выйти неловко.

– Значит, вот сюда, – сказала Эмилия, меняя палтуса и отшельника местами. – Все-таки надо чем-то украсить комнату, – продолжила она, поднимая голову.

– Тут пошли бы гирлянды, – сказала Джейн. – Не очень много, чтобы не отвлекать внимание. Давай сядем и будем плести их с красивой песней.

– В чулане может быть что-нибудь подходящее, – сказала Эмилия. – Только надо сдвинуть оттуда шкаф. Давай позовем Эдвардса, он где-то в саду, я слышу, как его ножницы щелкают.