Автопортрет

Каралис Дмитрий Николаевич

Ольгу называла мамой, спросив у меня разрешение. Сначала шепнула мне на ухо: "Можно я тетю Олю буду на "ты" называть?" Я разрешил, и Ольга разрешила.

Потом она спросила:

– Можно я буду тетю Олю мамой называть, пока я здесь?

– Можно.

И только и слышалось: "Мамочка, мамочка!", "Папочка! Папочка!" - на два голоса.

Поначалу было не все так просто.

– Папа, а тетя Оля твоя жена?

– Да.

– А мама?

– Тоже жена.

Маришка обрадовалась.

Тут

я стал пространно рассуждать, что мама была раньше моей женой, а теперь моя жена тетя Оля. Но ее мама остается моей бывшей женой, а это очень важно - у нас с ней хорошие отношения. И все такое прочее...

Маришка слушала внимательно и что она поняла своей восьмилетней головкой с длинными пушистыми волосами на прямой пробор - не знаю. Но настроение у нее и у меня улучшилось.

Потом, ближе к вечеру, когда я возился с детьми на кровати, они стали делить папу.

– А папа был моим папой раньше, чем твоим, - заявляла Маришка. Сначала он был моим, а потом уже твоим. Правда, папочка?

– А вот и нет, - спорил Максим, - когда я родился, тебя и не было. Правда, папа?

– Да?
– не сдавалась Маришка.
– А моя мама была женой папы раньше, чем тетя Оля. Правда, папочка?

Я сгреб их себе на грудь и спросил сначала Маришку, а потом Максима:

– Как твоя фамилия?

Они назвали.

– А твоей мамы?

– Каралис!
– выпалила Маришка.

– А твоей?

– Каралис.

– Вот видите: все мы Каралисы, а вы мои каралисята. Что вам еще надо? Все, хватит на эту тему болтать, болтуны.

И больше мы к этому не возвращались. Сходили сфотографировались втроем. Погуляли. Ездили в Сестрорецк получать мои деньги с депонента. "За мной, дети мои!" - звал я, и они с довольными улыбками догоняли меня и брали за руки.

Маришка растет доброй и ласковой девочкой. Она постоянно тянется обниматься и целоваться, несколько раз тыкалась к Ольге: "Мамочка моя!.."

Первую ночь она не спала и ждала меня до двенадцати - я печатал. Когда пришел в комнату, заулыбалась - маленькая испаночка-цыганочка с распущенными волосами, загорелая после Азовского моря.

Максим, как мне показалось, чуть ли не влюбился в нее. Выпендривался и лез на стенку перед сестрой, но слушался. А Маришка, осознав свое старшинство, командовала иногда. Но бывало и такое: "Папа, посмотри, что Максим делает!"

Она заправляла ему выбившуюся майку в трусы, и Максим покорно стоял, но стоило ей повернуть его к себе передом и взяться за резинку трусов, как тот приседал: "Здесь я сам..."

Маришка закрылась в комнате, а Максим разлетелся к дверям: "Мариша, ты что там делаешь?" Ольга остерегла его: "Мариша переодевается", и он сразу остановился и, закатив глаза, стал кружить перед дверью.

Мы пошли в универмаг покупать подарки

на их выбор. Мариша сразу углядела куклу с короной на голове, в голубом платье до пят и с белой прозрачной накидкой - "Метелица". Уговор был такой - любую игрушку для их возраста. Купили куклу.

Максим долго шарил глазами по прилавкам и полкам и выбрал устройство для запуска воздушных пузырей. Еще по дороге домой он израсходовал весь запас мыльного раствора в баночке. Пузыри кончились.

– Ну вот, а папочка деньги тратил, покупал, - укорила его Маришка.

Я дал им деньги на мороженое. Маришка сберегла их и отдала Татьяне. Максим беспечно оставил свои на крыльце: "Я потом заберу..." И, конечно, не забрал.

Я доволен, что они познакомились. Случись это позднее - могло бы быть болезненно.

Ольга сказала по этому поводу: "Господи, да слава Богу! Когда мы все перемрем, они хоть будут знать, что у них есть родная душа. Брат и сестра. Слава Богу..."

Слышите, дети мои? Надеюсь, когда-нибудь вы прочтете мои беспорядочные записки. Дружите и помогайте, чем можете, друг другу. Такой вам от меня родительский наказ!

Я привез Маришку в Ленинград. Татьяна ждала.

– Ну как? Я вся переволновалась. Как Ольга-то? Ничего? Все нормально? Ну, слава Богу! А то, думаю, мало ли что...

Обрадовал Боря Штерн - прислал из Киева свою первую книгу "Чья земля?". Повести и рассказы. Прелестная книжица. Предисловие к ней писал Б. Стругацкий.

Написал Штерну письмо, отправлю с номером "Авроры", в котором интервью семинара.

Молодец, Боря! Он мне понравился в Дубултах, и приятно, что не забывает меня.

Писатель Радий Погодин имеет привычку рвать по пьяному делу деньги. Может изорвать всю наличность и расшвырять ее. Воевал, служил в разведке. Хороший писатель.

22 августа 1987. Гараж.

Сегодня приснилось, что в Югославии у меня вышла книжка, и мы с Ольгой едем туда в международном вагоне. Я везу стопку этих книг с моей фотографией. На фотографии я похож на мать и деда - Александра Бузни. В Югославии нас хорошо принимают. Волнующий сон. Говорят: то не сбудется, что во сне не увидишь. Скорей бы уж сбылось, коль во сне видел.

Сделал пробежку по гаражу - пять кругов. Выпил чаю с булочкой.

30 августа 1987 г. Дача.

Кончается унылое лето. Дожди, северный ветер, неуютно.

Крашу дом внутри - окна, двери, печку. Законопатил окна.

Вчера в гараж приехал на гоночном велосипеде пьяный Толик Мотальский и сказал, что мы с Герасимом Михайловичем говно, потому что не переживаем за негров в Африке, которые мрут, как мухи, от спида, и их негде даже хоронить - все забито покойниками.

Я читал "Науку и жизнь" и прислушивался к разговору Мотальского с Гер. Михом.