АВТОР ИДЕИ ЦВЕТА
Шрифт:
– Прорыв? Прорыв чего? Или прорыв куда? Дайте же внятные инструкции. – Катр откровенно насмехался. Он уже утомился от рафинированного общения и мечтал избавиться от обходительных визитеров.
– Прорыв – это открытие, необратимо меняющее мир. При всем уважении, автор, твоя Идея цвета, невзирая на новизну и оригинальность, не является глобальной.
– А вот это мы еще посмотрим! – уязвленно воскликнул Катр.
Если бы он только знал тогда, насколько окажется прав, то был бы весьма удивлен.
– Существует и третий путь, но он тебе не подойдет, – продолжили ответственные товарищи занудное изложение
– Валяйте, – великодушно разрешил Катр.
– Действующий профессор, автор Идеи, может оставить все материалы и звания любому, кого посчитает достойным, но только после того, как сам… – говорящий замялся.
– Да ладно, чего тут непонятного! – резюмировал Катр. – Я могу завещать все достижения тебе, например, и ты тогда получишь все мои регалии, правильно? – и он повернулся в сторону молчаливого мужчины, который его больше всех раздражал своей торжественной важностью.
– А ты это сделаешь? – не уразумел шутки тот.
– Это вряд ли, приятель. Я и сам еще не наигрался.
Катр раздумывал, как избавиться от засидевшихся новоиспеченных коллег, и осмелился тонко намекнуть, что аудиенция затянулась:
– Послушайте, а если кто-то не хочет быть членом Сообщества? А? Что скажете, многоуважаемые «сообщники»? Это сильно порицается?
– Автор, за кого ты нас принимаешь! – добродушно рассмеялись двое новых знакомых. Третий почему-то не присоединился к их веселью, но Катра это не смутило. Ему нужен был ответ, посмеяться он мог и сам.
– Должен быть выбор. – Катр уже твердо решил, что пошлет все к черту, если обнаружится отсутствие альтернатив.
– Чем ты так обеспокоен, автор? – недоуменно спросил самый разговорчивый из троицы. – Ты вовсе не обязан быть членом Сообщества. Ты еще не разобрался, но это награда, а не наказание. Вариантов достаточно. Если кто-то считает, что ему не нужна Идея, или он не считает нужным к нам присоединиться по любым причинам, мы только поздравим. Это значит, что он может быть путешественником либо игроком, а, возможно, даже наблюдателем. Ты разберешься, автор. Здесь не принято торопить и настаивать, а уж тем более принуждать.
Вскоре Катр убедился, что все действительно именно так. Быть автором оказалось весьма приятно. Помимо свободы и отсутствия обязанностей, права были практически беспредельны и ограничивались лишь этикетом. И профессором он все же стал, причем быстрее, чем рассчитывал.
– Ладно, ребята, всем спасибо, разберусь. Один технический вопросик: раз уж я такой великий, то могу выбрать себе помещение? Два. Или три. Для научных, разумеется, целей.
– Разумеется, – хором ответствовали почтенные гости, и Катр, осваиваясь с новым статусом, нахально поинтересовался:
– А кто здесь у вас, то есть, у нас, главный, коллеги?
Все трое переглянулись, недоумевая, как только что приобретенный товарищ, в общем-то, неглупый и даже великий, может не знать таких простых вещей, но все же сочли необходимым просветить новичка:
– Главный – Шеф. Но он не вмешивается. Принцип доверия.
– А-а-а, ну и отлично. – Катра, никогда не терпевшего контроля, это очень устраивало. – А имя-то есть у вашего, то есть, нашего Шефа?
Величественные переговорщики засмеялись нестройным хором, как будто Катр выдал что-то забавное. Присоединившись ко всеобщему
Авторство позволяло не ограничивать фантазию и предложить единомышленникам, действительно заинтересованным в разнообразии, способ радикального изменения своих цветовых параметров. Конечно же, не всем подряд, а только тем, кто был готов подтвердить потребность в цвете достаточным кредитом доверия или количеством знаков на счетах для оплаты желанной игрушки. Катр ценил усилия и хотел избавиться от любопытствующих обывателей.
Вопросом, есть ли альтернатива у тех, кого он искушает, Катр не задавался, руководствуясь очевидным положением, которое впоследствии ему и приписали – Катр искренне считал, что выбор должен быть всегда.
Поначалу автор Идеи цвета раздумывал, не стать ли демонстрационным образцом, но собственная внешность никогда не была ему интересна. Своему очаровательному ассистенту он не осмелился предложить внесение изменений во внешний вид. Она, на взгляд Катра, была идеальна. Если бы он был соавтором ее создателя, то Юнита получилась бы именно такой: филигранным черно-белым эстампом. Однако результаты опытов с оттенками нуждались в представлении. Катр вышел из положения, придумав способ воспользоваться красочностью, доступной для небольших объектов . Он организовал выпуск каталогов пигментов. Регулярное обновление их ассортимента, представленное крошечными цветовыми палитрами, неизменно подстегивало всеобщий интерес к Идее цвета.
Когда Катр убедился, что ограничений не будет, а принцип доверия позволяет ни в чем себе не отказывать, на какое-то время все остальное перестало иметь значение. У него получилось: проект процветал, превратившись в целую индустрию. Катр впоследствии понял, как ему удалось стать автором. Он просто был первым, кто поговорил с системой Корпорации так, будто она была живая: искренне, доверительно, правдиво.
Но легендой он стал вовсе не благодаря воплощению Идеи цвета. Главным достижением Катр считал то, что ему удалось обнаружить шанс избежать неотвратимости физических изменений – открыть способ остановки линейного старения. Не без условий, как выяснилось. Его безграничный интерес к процессу исследования зачастую доходил до категорического равнодушия к последствиям открытий. Катр редко вникал в особенности своего внутреннего мира, а уж до чужого ему и вовсе не было дела. Важно только то, какие совершаешь изменения. Зачем прогнозировать и без того понятные последствия? Создать, решить, перевернуть все и посмотреть, что будет. Он всегда прав. Все, что производит его пытливый ум – благо.
Вскоре ему стало мало одной Идеи, хоть это и нарушало общепринятые правила. Катру было неспокойно. Все его мысли заняла тема объективной реальности. Он не был наивным и понимал, что отличается от тех, кто помнит свое прошлое и безоговорочно адекватен действительности. А ретроспектива Катра имела начало в образе Юниты, встречающей его в той самой башне. И о биографии помощницы он мог лишь строить предположения: здесь не приняты подобные разговоры. Но любопытство Катра останавливало не нарушение этикета, а то, как Юнита, всегда готовая непринужденно беседовать, виртуозно подхватывая любую тему, буквально леденела, когда речь заходила о ней самой. Он и не настаивал, его все устраивало как есть.