Автор тот же
Шрифт:
— Чем же она неправильная, кроме того, что нечестная?
— Неправильная квалификация! — Вадим заговорил уверенным тоном профессионала, без эмоций, без улыбки. Сугубо по делу.
— То есть? — Следователь заинтересовалась.
— Машина действительно посольская. Но — посольства ФРГ, страны не социалистической. Имущество капиталистических стран, находящееся на территории СССР, рассматривается как частная собственность. Не государственная, а частная. Постановление Верховного Суда СССР от…
— Помню-помню. —
— А як же! — вспомнив свою псевдоукраинскую бабушку Анну Яковлевну, улыбнулся Вадим.
— Однако, — следователь помрачнела, — вторую детальку мне не обойти. Обвинение я перепредъявлю, Степина отсеку, на 144-ю переквалифицирую, но прекращать — не могу.
— Только не забудьте, 144-ю, часть первую. Группы-то нет! — Вадим старался зафиксировать успех. Пусть его заслуга и была крайне мала, тетка сама оказалась и разумной, и порядочной, но лишний раз расставить все точки над „i“ было нелишним.
— Тещу будешь свою учить! — радостно захохотала Наталия Сергеевна, давая понять, что соглашение достигнуто.
— А из-под стражи до суда не выпустите? — с надеждой спросил Вадим.
— Наглеете, юноша, наглеете! — не переставая смеяться, охладила оптимизм Осипова следователь.
Через полтора месяца дело назначили к слушанию. Николай „шел“ один, по первой части 144-й статьи — „кража“, она же — тайное похищение личного имущества граждан. Там санкция предусматривалась уже не такая страшная — либо лишение свободы на срок до двух лет, либо исправительные работы — до года. Плохо только, что попало дело к молодому судье — Васе Кострикову. А молодые судьи — это беда…
Вадим пару раз участвовал в процессах, где Вася, тогда еще студент, сидел секретарем судебного заседания. В перерывах они бегали вместе курить, травили анекдоты. Несколько раз Вадим даже выручал Кострикова, давая ему свои старые курсовые, чтобы парню не париться, а „передрать и сдать“. По-простому.
На правах старого знакомого Осипов зашел к судье за пару дней до процесса. Так, потрепаться.
Костриков Вадиму обрадовался, выслушал поздравления с избранием судьей, махнул рукой — мол, фигня все это. Вадим заговорил о деле Николая. Вася слушал невнимательно, чуть ли не позевывая. Потом, перебив Осипова посередь фразы, спросил:
— Вадим, чего ты от меня хочешь? Чтобы я прекратил дело?
— Ты прекратить не можешь. Либо оправдать, либо посадить, либо — на доследование.
— Спасибо, товарищ педагог! — Костриков вовсе не обиделся, что Вадим указал ему на ошибку. — Доследовать здесь нечего, оправдать не могу, сам понимаешь, посадить могу — но ты этого не хочешь. Что пристал тогда?
— А ты дай ему исправработы, зачти время в СИЗО и отпусти из зала суда, — обнаглел Вадим.
— Говно вопрос!
— Зачем? — не понял Вадим.
— А затем, мой ученый друг, что наши с тобой отношения хорошо всем известны! Тебе разговоры лишние нужны? А я до твоего приезда все оформлю. Ну и, конечно, замечание тебе в протокол занесу. Так, чтобы суд уважал и не опаздывал! — Костриков заржал.
— Как скажете, гражданин начальник, — в тон судье откликнулся адвокат.
— Да, кстати, мне всегда жутко нравились твои часы. Это „Ориент“, кажется? — Вася смотрел на Вадима выжидательно. Вадим все понял. Решение надо было принимать немедленно.
— Говно вопрос, как вы изволили выразиться, товарищ судья. Наконец смогу передать эстафету в достойные руки. — Вадим снял часы и положил их на стол Кострикова.
— Я это расцениваю не как взятку, а как подарок по случаю избрания судьей, Я прав? — Костриков внимательно смотрел на Вадима.
— А вы о чем? — Вадим сделал непонимающее лицо.
— Значит, прав! — кивнул Костриков.
Вечером, после оглашения приговора, Вадим заехал в консультацию и зашел к Феликсу. Тот, увидев Вадима, нахмурился.
— Я в чем-то виноват? — вместо „здрасьте“ начал Вадим.
— Вы — нет. Просто вспомнил о неприятном.
— Что такое?
— Да этот Степин! Он ведь так и не рассчитался со мной. Да и с вами, кстати, тоже, — Губы Феликса стали тонкими, как ниточки. — Час назад позвонил из Шереметьево. Улетает в Париж месяца на три-четыре. Говорит, встретимся по приезде. Рожа гэбэшная!
На следующее утро Вадим заехал к Жене на рынок Вечером накануне тот звонил поблагодарить. Попросил заскочить.
Когда Осипов втиснулся в Женину будку, тот молча крепко пожал руку Вадима. Это было какое-то другое, необычное рукопожатие.
— Спасибо еще раз, — наконец произнес Женя. — Ну а теперь — сколько я тебе должен?
— Нисколько. Мой гонорар — ответ на вопрос, кто отец Николая.
Женя нахмурился. Помолчал.
— Я обещал, что никогда и никому этого не скажу. Правда, я не давал слова не говорить, чей он племянник. — Женя опять замолчал.
— Твой?! — с выдохом ахнул Вадим. Женя молчал.
— Так сколько я тебе должен?
— Я уже сказал — нисколько.
— Тогда мы перестанем общаться! — категорически заявил хозяин „Металлоремонта“.
— Это время покажет, — не уступал Вадим.
— А почему ты опоздал в суд? Я, честно говоря, даже заволновался.
— Так было надо. — Вадим вовсе не собирался посвящать кого бы то ни было в детали только что законченного дела. Для себя он решил, что больше никогда к Кострикову в процесс не придет.