Авторская энциклопедия фильмов. Том II

Лурселль Жак

К комиссару приводят проститутку Титину, с которой провел ночь настоящий убийца; глядя на братьев, она приходит к выводу, что оба они арестованы зря. Тем временем Жожо скрывается у Титины, однако его уводят члены банды: главарь считает, что он слишком опасен и его нельзя оставлять в живых. Он убивает его на месте 1-го убийства и оставляет на теле прощальную записку. Прочитав ее, комиссар попадается на крючок. Дело закрыто.

Саша Гитри заключает: «Я вовсе не хочу, чтобы обо мне говорили, будто бы я благосклонен к преступникам. Но, с другой стороны, я охотно допускаю существование преступников, потому что каждому нужно как-то жить».

 Вот перед нами фантазия в чистом виде, которая сама по себе ни весела, ни грустна, но приводит зрителя в восторг. До войны фантазия служила Гитри для разговора о радостях жизни, красоте и соблазнительности женщин, удовольствии от хорошо сделанной работы и т. д. После войны и в последние

годы его жизни она нужна ему для разговора о преступлении, работниках полиции и правосудия, которые ровным счетом ничего не понимают в своей работе и не разбираются в пороках, проникших во все слои современного общества. В обоих случаях речь идет о попытках, как написал Кокто сразу после смерти Гитри, «заворожить и победить трудности бытия». Гитри стремится никогда не попадать в ловушку серьезных интонаций — даже когда говорит всерьез. В своем последнем наброске под названием Три сапога - пара Гитри с божественной беззаботностью, словно желая посмеяться над миром, смешивает 2 наиболее избитые темы комедии положений: темы близнецов и двойников.

Иногда режиссера заменял на площадке продюсер и актер Клеман Дюур: он выполнял указания Гитри, уже сильно измученного болезнью (Гитри всегда умел превосходно использовать актерские таланты Дюура — например, в Убийцах и ворах, Assassins et voleurs, 1957, он дал ему роль рослого и грубого детины, терроризирующего своего друга детства, или же в этой картине, в роли главаря банды, напуганного смелостью новичка). Эта замена усиливает крайнюю и восхитительную экономию средств, используемых при постановке. Гитри настолько точно знает, что он хочет сказать и какими средствами этого можно добиться, что его искусство в конце концов начинает походить на последний американский фильм Ланга Вне обоснованных сомнений, Beyond a Reasonable Doubt*. По случайному совпадению, оба 70-летних режиссера жонглируют идеей всеобщей вины человечества: она служит им предлогом для насмешек и вариаций. Творчество Гитри на этот раз встает в один ряд с работами Ланга, Мидзогути, Маккэри или Форда — то есть с великими; и происходит это благодаря разнообразию тем и совершенству, с которыми эти темы раскрываются.

Некоторые лучшие фразы из Три сапога - пара, шутки без игры слов, свидетельствующие о черном юморе высочайшей пробы, звучат так, будто произнесены сразу в вечность: герой Кристиана Мери помогает Жожо вспомнить слово «замешательство»; героиня Жейн Маркен просит роль у режиссера (Дарри Коула) прямо над гробом мужа («Пусть там будет всего 3 реплики, большего я и не прошу, но чтобы они подчеркивали всю мою веселость, жизнерадостность и забавный нрав»); или же та сцена, где главарь банды идет убивать Жожо и приказывает ему: «Попрощайся со своей подружкой».

Trois t'el'egrammes

Три телеграммы

1950 — Франция (96 мин)

· Произв. UGC и Films Modernes

 Реж. АНРИ ДЕКУЭН

 Сцен. Алекс Жоффе, Анри Декуэн

· Опер. Николя Айер

· Муз. Жозеф Косма

· В ролях Пьеретт Симоне (Амели), Жерар Жерве (Антуан), Жермен Мишель (цветочница), Оливье Юссено (комиссар), Анри Кремьё (директор), Жаклин Карлье (мать Артура), Жак Таррид (мсье Гранжан), Эмиль Женевуа (консьерж), Ив Робер (сержант Шовен).

На закате дня в квартале улицы Муфтар маленький телеграфист Антуан влетает на велосипеде в грузовик. Авария пустячная, но мальчик обнаруживает, что его сумка опустела. В ней было 3 телеграммы, и одна предназначалась Эррио, председателю Национального собрания. Жители квартала, сорвав злость на мальчишке, принимают участие в ночных поисках, пытаясь отыскать драгоценные послания. 1-ю телеграмму, из которой кто-то сложил бумажный самолетик, находят на балконе пустующего дома. Для этого приходится втайне воспользоваться большой лестницей, позаимствованной у пожарных. 2-ю телеграмму находит какой-то мальчишка и отдает Антуану. Но послание для Эррио по-прежнему не найдено.

Маленький телеграфист в отчаянии. Девочка, с энтузиазмом возглавившая поиски, воображает, будто внезапно исчезнувший Антуан пошел топиться в Сене. Она созывает всех окрестных детей на помощь. Торговка цветами находит 3-ю телеграмму и передает ее Антуану. Дети расходятся по домам. Антуан вручает телеграмму Эррио, который, как выясняется, когда-то был угольщиком. На следующее утро, явившись в контору, Антуан узнает, что на почте хранятся копии всех телеграмм.

 Крупный коммерческий успех начала 50-х гг. Этот фильм, вышедший на экраны незадолго до Не оставив адреса, Sans laisser d'adresse*, — 1-я значительная работа Жоффе как

сценариста. Здесь он создает вместе с Декуэном превосходный сценарий, близкий к народу и насыщенный событиями, дающий повод для наполовину реалистического, наполовину поэтического описания одного парижского квартала и его самых обычных жителей. Особое внимание уделяется миру детей, часто отделенному от мира взрослых тонким барьером страха и непонимания, который может рухнуть под влиянием необычных событий. Можно с уверенностью рассудить, что этот фильм — помесь Превера с Де Сикой — беспороден: он слишком искусственен (съемка в студии, рирпроекция) для того, чтобы приписать его к реализму, и слишком банален и приземлен, чтобы обладать подлинным поэтическим порывом. Однако пикантный и неизменный юмор диалогов часто спасает постановку. Этот юмор принес порцию свежего дыхания во французский кинематограф, где авторские амбиции почти всегда служили синонимом пессимизма и мрачного настроения. Три телеграммы — представитель скромного направления французской неореалистической комедии, возникшего в конце 40-х гг.; к этому же направлению принадлежат некоторые фильмы Ле Шануа, Бромберже (Один в Париже, Seul dans Paris, 1951) и самого Жоффе (Открытое письмо, Lettre ouverte, 1953). Истоки этого направления можно обнаружить в Антуане и Антуанетте, Antoine et Antoinette, 1947, Жак Беккер, - фильме сильно устаревшем, несмотря на свое историческое значение, поскольку в нем лишь очень неполно отразилось дарование Беккера, которое не может раскрыться в полную силу, если в сюжете нет ощутимой доли фантазии или трагизма.

Trouble in Paradise

Хлопоты в раю

1932 — США (83 мин)

 Произв. PAR (Эрнст Лубич)

 Реж. ЭРНСТ ЛУБИЧ

 Сцен. Самсон Рафаэлсон по пьесе Ласло Аладара «Нашел — что купил» (The Honest Finder)

· Опер. Виктор Милнер

· Муз. У. Фрэнк Харлинг

· В ролях Мириам Хопкинз (Лили), Кей Фрэнсис (мадам Коле), Херберт Маршалл (Гастон Монескю), Чарлз Рагглз (майор), Эдвард Эверетт Хортон (Франсуа), Ч. Обри Смит (Жирон), Роберт Грэг (Жак).

Ненастоящий барон и ненастоящая графиня — международный мошенник Гастон Монескю и карманная воровка Лили — встречаются в Венеции, увлекаются друг другом и наслаждаются взаимной любовью. В парижской «Опера комик» Монескю крадет у богатой парфюмерши мадам Коле украшенный бриллиантами кошелек. Поняв, что размер предлагаемого вознаграждения превышает сумму возможного заработка, Монескю под чужим именем возвращает кошелек владелице. Та нанимает его секретарем, а Монескю, в свою очередь, берет на работу свою сообщницу. В их планы, разумеется, входит ограбление хозяйки. Однако Монескю влюбляется в нее, и она отвечает ему взаимностью. Лили ревнует. Она крадет у соперницы 100 000 франков, хочет вернуть деньги, устроив ей сцену, но затем решает оставить себе в качестве компенсации за любовника. Монескю узнает один из воздыхателей мадам Коле, которого он ограбил в Венеции, и он вынужден бежать. Он прощается с мадам Коле и, хохоча, присоединяется к сообщнице.

 Любимый фильм Лубича. Нигде Лубич не достигал такой абстрактной элегантности в режиссуре, полной умолчаний и намеков. Никогда не демонстрировал столько очарования и виртуозности в создании целого мира, целиком построенного на уловках и условностях, хитростях и масках. Однако все эти условности Лубич изобретает сам, и они отражают его взгляд на мир. У Лубича вы нигде не встретите бедняков — или, по крайней мере, людей, считающих себя таковыми, — только богачи и авантюристы, обкрадывающие богачей; никаких невежд или грубиянов — только любители искусства, обожатели роскоши, берущие ее там, где удается найти. Воры и обворованные, в конце концов, составляют упорядоченное общество, хорошо организованное во лжи и цинизме; в этом обществе можно было бы заскучать, если бы любовь и игра чувств не добавляли в него немного беспорядка и непредсказуемости. Вот к чему клонит Лубич: только любовь неуловимо выпадает из вечного танца правды с ложью, оставляя в сердце марионеток общественной жизни смятение, волнение, неуверенность, которые часто оборачиваются тоской. В выводе, к которому Лубич приходит, не веселее Офюльса. Эта эмоция, скоротечное чудо, чья основная черта — именно мимолетность, недолго будет возмущать общественный порядок. Вор и обворованная быстро расстанутся, вернутся каждый в свою среду, едва ли успев погрустить, потому что Лубич опустит занавес раньше. Следует внимательно присмотреться к игре дуэта Кей Фрэнсис и Херберта Маршалла: в ней можно разглядеть самую тонкую, самую проницательную работу с актерами во всем довоенном американском кинематографе — при том, что звуковое кино в те годы едва миновало младенческий период.