Автостоп сердца
Шрифт:
– Аня, я умер, что мне делать?
Ледяной страх больно схватил меня за позвоночник. Призраки с тёмной стороны как будто ждали случая выскочить из своих нор, чтобы вцепиться в тонкие струны моего и без того расплывающегося от кислоты разума. Окружающее пространство мигом почернело. Я обнаружила себя стоящей на цыпочках у края той самой ямы, куда уже много лет назад опускали гроб с телом Руслана. Но теперь у этой ямы не было видно дна. Смерть вновь подошла неожиданно и ткнула в самое уязвимое место.
Больше всего на свете я хотела сейчас, чтобы ОН ушёл с порога комнаты, из моей головы, прочь. Он же стоял, мертвецки серый, пугающий, вытянутый, как струна, посланник с того света, и ждал. Увидев на своём пальце пошлое кольцо из стекляруса, я стянула его и протянула ему, как будто это как-то могло помочь.
– Ты не понимаешь, я мёртв. Мне очень холодно. Согрей меня!
Проще говоря, то, что случилось с Антоном, называется «флип-аут», когда под действием кислоты и при неблагоприятном стечении обстоятельств человек теряет ощущение реальности и застревает в одной из тех ловушек, которые подбрасывает ему собственный бесконтрольный ум. Закрутившийся после этих слов клубок событий был стремительным и жутким. Антон потащил меня на кровать, начал стягивать с себя одежду и повторять:
– Я хочу тебя!
Он начал выкручивать пирсинг из своего лица, а я оцепенела от ужаса. Всё повторялось вновь. Насилие, страх, моя уязвимость. Я смотрела на него, но вместо человека видела огромных размеров монстра, раскрывающего свою тёмную зубастую пасть, чтобы проглотить меня целиком. Некуда было бежать, этот монстр сидел в моей голове, его нужно было успокоить, и только так я могла спасти себя.
– Перестань. Расслабься. Всё хорошо. Ты просто потерялся. Давай я тебя укрою. Всё будет хорошо.
Мне было важно поверить, что в этой ситуации ничего плохого не случиться ни со мной, ни с ним. Силой своего голоса, настроив его на самый мягкий, самый спокойный лад, я смогла ослабить спазм первой схватки. Его стеклянные глаза замерли, и в них я увидела собственное отражение. Мягко сползая с кровати, без резких движений, я одновременно укутывала его одеялом:
– Сейчас тебе будет тепло. Давай представим, будто мы загораем под солнцем. Посмотри, как оно приятно светит.
За окном была кромешная тьма. На потолке висела лампочка без абажура. Потом я узнала, что в этой квартире то ли во времена НЭПа, то ли позже была организована психушка. По слухам, в комнате, где жил Макс, держали буйных.
– Скажи, как звали твою маму? Что вы любили с ней делать вместе больше всего?
С моими словами его тело постепенно расслаблялось. Он отвечал на вопросы, как ребёнок, сильно отстающий в развитии:
– Надя. Мы ездили с ней в санаторий.
Я спрашивала и получала ответы. Мы разговаривали о его детстве в Анапе у деда, о медсёстрах, которые часто дежурили у его постели после многочисленных травм от тренировок и соревнований. В детстве он занимался спортивными единоборствами. О том, какое мороженое он любил, когда был маленьким, и о многом-многом другом, что хранилось на самых дальних и пыльных полочках его памяти. Я гладила его по лицу и рукам, но стоило мне только потерять концентрацию, как его тело тут же начинало сжиматься и твердеть, и дикий зверь вновь пытался вырваться наружу. Прошёл, наверное, не один час этой дилетантской психотерапии, когда Антон наконец-то начал неудержимо зевать, неестественно широко раскрывая рот. Мозг требовал перезагрузки. Я отвела его на кухню, напоила чаем, а потом устроила спать в комнате с эркером. Оказалось, что, в страхе убегая из квартиры, Сансей, Киса и Лин забыли закрыть входную дверь. Она была нараспашку. Закрыв её, я закуталась в одеяло и свернулась калачиком на кровати Макса. Что же со мной произошло? Странный человек, который показался мне таким притягательным, вдруг попытался взять меня силой и вновь разбудил во мне все те переживания, которые роились в моей голове последние месяцы. Я чувствовала к нему сильное влечение, но, вместо того, чтобы отдаться этому чудовищу, нападавшему то ли изнутри, то ли снаружи, я предпочла надёжно спрятаться за образом матери. Так, в панцире из неприкосновенного образа забравшись в его детские воспоминания, я уберегла себя от насилия и узнала о нём много сокровенного.
За окном давно рассвело.
– Что случилось?
Память сыграла с ним злую шутку. Большую часть произошедшего он не помнил, а события, которые мне представлялись в одном ракурсе, он помнил совсем иначе. Недостаток свежего воздуха в квартире и сильная кислота вперемешку с только ему одному понятными подводными течениями его психики спровоцировали потерю ориентации и обморок. Он очнулся в своей комнате, услышал сливающуюся в шум музыку и щебетание друзей на кухне, ворвался туда, увидел искажённые лица ребят, которые показались ему демоническими масками, схватил попавшиеся под руку столовые приборы – ножи и вилки – и набросился на них с дикими криками. Ребята испугались и кинулись вон. Не понимая, где находится, не чувствуя тела, в окружении бесов, Антон решил, что к нему уже пришла смерть, и отправился гулять по предполагаемому загробному миру. Неожиданно в соседней комнате он увидел меня, чьё лицо почему-то не исказилось бесовской маской. Голос в голове подсказал, что, быть может, я смогу помочь ему выбраться из лабиринта, в который он угодил.
В процессе восстановления событий наши тела, как лианы, переплелись, но чем ближе мы подходили к настоящему моменту, тем больше нас разводило в стороны. Он просил прощения и уверял, что такое с ним впервые, что он вовсе не хотел причинить мне боль, взять силой или что-либо в этом роде, но что было, то было, и он сам не может поверить в то, что натворил. Со стороны входной двери послышался шорох. Стараясь быть бесшумным, домой возвращался Сансей. Он хотел тихонечко пробраться мимо комнаты с эркером, но мы остановили его живыми радостными криками.
– Вы живы? Я боялся, что этой ночью в квартире кто-нибудь умрёт. Спасибо, Антон. Так сильно меня ещё никто не пугал.
Он пожал своему пугачу руку и дополнил историю новыми деталями. Выскочив ночью из подъезда, Сансей, Киса и Лин пытались решить, что делать: звонить в милицию, скорую или психиатрическую лечебницу. Ситуацию разрешила Лин:
– Не надо никуда звонить. Аня справится сама.
Весь день я провела в кровати. Следующим утром мы проснулись с Антоном в шесть и по девственному, пушистому снегу, тихо падавшему всю ночь, как ни в чём не бывало, отправились гулять на Дворцовую площадь. Он был всё так же молчалив, а я поглядывала на него искоса и грелась наивной мыслью, что за одну ночь узнала о нём больше, чем кто-либо ещё. Улицы города были безлюдны, фонари отбрасывали жёлтые рассеивающиеся круги на белую нетоптаную перину, и хотелось петь от счастья, попадая в их тёплый мерцающий свет. У самой Дворцовой площади, на доме номер десять, висела длинная растяжка с призывной надписью: «Переезжайте в Санкт-Петербург!» Теперь я знала точно, что моему переезду быть, ведь такие жирные знаки не увидит только слепой. Я поняла, что готова переехать не просто в новый город, а в новый любовный роман, который уже отпечатался на подкорке сильнодействующим химическим веществом, страхом и влечением, выжигая тем самым все прежние переживания.
После переезда наши отношения, не успев начаться, зашли в тупик. Когда квартира была полна людей, он делал вид, что не замечает меня, а мне не хватало смелости подойти и выяснить всё напрямую. Когда мы оставались наедине, то львиную долю времени проводили в тишине или под звуки, что доносились из динамиков компьютера. Вместе мы пересмотрели несколько сезонов «Симпсонов», «Футурамы», каких-то анимэшных сериалов, дюжину художественных фильмов и медитативных документальных картин. Он редко интересовался тем, что происходило в моей голове, я же часто навязывалась ему в собеседники, попутчицы и сотрапезницы. Мало-помалу он привык к моему мельтешению рядом, но однажды я не выдержала. Во время очередного просмотра какой-то мультяшной белиберды сложила свои ноги на его колени. Я осмелела, и этот неожиданный прорыв в чужую, доселе неприступную крепость стал долгожданным лейтмотивом физического сближения. Ещё несколько недель мы, как улитки, медленно выбирающиеся из своих панцирей, ползли навстречу друг другу. Но каждый раз, когда до стыковки оставался всего один решительный шаг, Антон говорил: