Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
— Ух-ты! — он оторопело уставился на пухлую женскую ножку, неожиданно лягнувшую его из-под одеяла. — Баронесса?! — под приподнятым краем обнаружилась сначала обнаженная спина, а затем чрезвычайно знакомая кудрявая голова одной знатной особы. — А говорила, никогда…
С удовлетворенной ухмылкой разглядывая соблазнительные очертания женщины, едва прикрытые одеялом, Лев начинал вспоминать вчерашний вечер. Судя по всему, он, наконец-то, добился взаимности от неприступной баронессы Саваж и на радостях устроил знатный загул с шампанским, ананасами, красной икрой и жареными рябчиками [один из них,
Отвлекая, в дверь опять постучали, причем сделали это с особенной настойчивостью и энергией. Видимо, придется вставать, понял Лев.
— Ну? Кто там?
— Ляв Сяргеич, это Марфа, — скрипнул дверь и внутрь спальни просунулась дорожная горничная, с любопытством «стреляя» глазами по углам. — Сами же строго настрого запретили входить. Тама важный господин до вас пришел. Есеев али Елисаев…
Почесывая волосатый грудь, Пушкин-младший морщился. Вроде бы фамилия знакомая, а кто таков припомнить не мог никак: может человек с улицы, а может и нет.
— Может Елисеев? — в его голове, наконец, всплыло более или менее известная фамилия. — Елисеев?! — а тут Лев уже икнул от удивления, вспоминая, что это за фамилия. — Ты что, дура?! Это сам Григорий Петрович Елисеев?
— Я-ж грю,что важный господин до вас, — горничная пожала плечами, продолжая «пожирать» глазами то, что приоткрыло одело.
— Пошла прочь, дура деревенская! Кофею мне живо! — заорал мужчина, спрыгивая с кровати, и начиная натягивать попадающие под руки вещи. — Стой! Прежде скажи Григорий Петровичу, только со всем уважением, что я сейчас буду. Мол, господин с утра разбирает почту и вот-вот будет.
Едва штаны не порвал, пока пытался их натянуть. Узкие, по последней моде, брюки требовали бережного обхождения, а не как не такой спешки. Только как не спешить?! Ведь, Григорий Петрович Елисеев не просто купец первой гильдии, но и один из главных займодавцев самого Льва Сергеевича Пушкина. Тот Льву столько раз деньги ссуживал, что со счета можно сбиться.
— Черт, чего это он пожаловал? Вроде уже со всем расплатился, — прыгая на одной ноге, Лев пытался вытрясти обглоданные птичьи кости из туфли. Потерял равновесие, и только чудом не растянулся на полу. — Погулял же я…
Прилагая энергичные усилия, мужчина все же оделся. На мгновение задержался у зеркала, повязать шейный платок.
— Черт, черт… — платок никак не хотело ложиться на место, всякий раз напоминая нечто совершенно непотребное. И как в таком появиться перед таким гостем? — А ну его! — раздосадованный, с силой зашвырнул его в окно. — Так пойду. Скажу, что душно в квартире.
Старательно растирая лицо, чтобы оно выглядело не столь распухшим, Лев поспешил в гостиную. Марфа [горничная] скорее всего именно туда пригласила гостя.
— Григорий Петрович, дорогой, как же я рад! — в гостиную он влетел с такой радостью на лице, что ему мог бы позавидовать самый гениальный актер. — Что же вы заранее не предупредили? Вы так часто меня выручали, что я бы тоже не ударил в грязь лицом при встрече…
Елисеев выглядел именно так, как
— Приносим, значит, извинения, что без приглашения, — торговец говорил с достоинством, не спеша. — Поделу к вам, Лев Сергеевич, по взаимоустраивающему, надо думать, делу.
Пушкин-младший удивленно кивнул. Давно к нему не захаживали такие люди и с такими предложениями. Еще несколько недель назад скорее можно было ожидать кредиторов или судебного исполнителя.
— Видел я вашу придумку, Лев Сергеевич, которая «Копейка», — в его руках появился серый газетный листок с кричащим названием «Копейка». Похоже, до этого газетку под мышкой прятала. — Думаю, что это очень добрая придумка, полезная для торговых людей, а не для какого-нибудь баловства. Так и все обчество думает.
Упомянув «обчество», гость сделал небольшую паузу. Явно, давал понять, что понимал под этим весьма и весьма уважаемых людей, а точнее богатейших промышленников и торговцев Петербурга.
— У меня ведь на такое глаз наметан. Сразу выгодное дело чую, нутром прямо, — в голосе купчины послышалось плохо скрываемое довольство. Видно было, что гордился своим чутьем. — Так вот, от газеты тоже может быть великая выгода и большие барыши, которых всем хватит.
Пушкин сглотнул внезапно вставший в горле ком. Когда сам Елисеев заводит разговор о больших барышах, то можно не сомневаться, что он имеет ввиду именно большие барыши, а не что-то иное.
— Обчество, понимаешь, тоже хочет в это дело свою лепту внести. Мы готовы немало поспособствовать развитию газетного дела. Главное, чтобы газеты делу помогали, о наших промыслах, товарах расс…
И пока Елисеев, степенно поглаживая бороду, рассказывал об общей выгоды от развития газетного дела, Лев судорожно вспоминал один из недавних разговоров со старшим братом. Насколько он помнил, тот именно об этом, кажется, и рассказывал. Рассказывал о десятках самых разных газет и журналах только в одном городе, которые будут рекламировать товары и услуги. Точно об этом, получается, говорил и его гость.
— Хорошо, Григорий Петрович, очень хорошо. Я разве против? Наоборот, рад, что такие уважаемые люди понимают важность и серьёзность задуманного дела, — вспомнив, что ему рассказывал брат, Лев это и стал «выкладывать» с невероятно важным видом. — Я уже кое-кто придумал. Думаю, прежде газетку сделаем потолще на несколько листков, чтобы все самое важное смогло уместиться. Добавим рекламы товаров, расскажем о ее пользе и выгоде. Станем давать советы по правильному хозяйствованию, чтобы юнцы не проматывали свои состояния. Ведь, поможете добрым советом, Григорий Петрович? Расскажете, как грамотно торговлей заниматься, как копейку беречь…