Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
Двое мордастых парней все же изловили приказчика, которого и вели через двор. Присмиревший, тот уже, похоже, смирился со своей участью. Даже не вырывался.
— А всыпьте-ка ему ремня, как следует! По заднему месту, да чтобы пару дней сидеть толком не мог! — Александр кинул свой ремень. — С ним закончите, и ей пару раз отвести для памяти и перевоспитания. Ну?!
С Калашникова живо стянули портки, порвав между делом дорогой пиджачок. Разложили на колоду и начали.
— Что за страна? Веками ничего не меняется, — качал головой поэт, все еще поражаясь происходящему. — Ворье и шалавы, ворье и шалавы… Наверху и внизу, наверху
с. Михайловское, Псковская губерния
То, что он здесь за целый год с тоски руки на себя наложит, Александр уже понял. Следовательно, нужно было «нагружать» себя по-максимуму. Каждый день должен был стать кирпичиком в фундаменте его нового будущего, а не просто еще одним обычно прожитым днем в северной сельской глубинке. Вот и старался, из кожи вон лез, чтобы претворить в жизнь все свои идеи.
— … Я настоящий жаворонок, оттого в утренние часы лучше заниматься романом. Если как следует поднатужусь, то и за месяц справлюсь. Не на «Войну и мир» же замахнулся. Вместо романа в некоторые дни утром можно газетой и журналом заниматься. Например, поработать над стилем, структурой журналов, сделав их поинтереснее, необычнее. Моя печать должна быть такой, чтобы все на нее, как на сладкое подсели, — Пушкин размашисто чиркал гусиным пером, планируя свой график. — Все оставшееся светлое время суток лучше всего заниматься хозяйством. Кто-то должен же село из болота поднимать. И кто, если не я?!
Это его увлечение экономическими проектами тоже взялось не с потолка. Александр, как человек старой, еще коммунистической закалки, совершенно искренне считал, что одним лишь искусством искоренить зло, победить бедность, жестокость в мире нельзя. Ведь, голодный, разутый и раздетый человек вряд ли проникнется красотой слога гениальных стихов, глубиной переживания героев прекрасного романа. Вот и надо было прежде дать бедному крестьянину поесть досыта, одеться, обуться, вздохнуть немного. Словом, нужно дать подзаработать.
— … Ясно, что в этих местах пшеницу на продажу выращивать не получится. Землицы мало, да и не того она качества. Чернозема почти нет. Со скотом тоже ничего не выйдет. Чтобы разводить скот на мясо, нужны богатые травой пастбища и еще раз пастбища. А взять их, как можно понять, не откуда.
Наследство у него, и правда, было скудноватое. Крестьяне в Михайловском жили, как «при царе Горохе», то есть ничем особо не отличаясь от своих предков сто и двести лет назад. На тридцать — сорок дворов было лишь десять или пятнадцать коров, что прямо совсем скудно. Земляные наделы крошечные, с них едва-едва прокормиться одной семье можно. О каких тут излишках, вообще, можно было вести роль? Естественно, ни о каких.
— Для крестьян нужно придумать какое-то дело, небольшой, пусть и кустарный бизнес. Например, плетение лаптей, резьбу ложек, сундуков и тому подобное, — раздумывая, он то и дело покусывал кончик гусиного пера. Дурная привычка, от которой, как выяснилось, страдал и о прошлый Пушкин, и нынешний. — При этом дело должно быть необычное и, главное, невероятно прибыльное. Ведь, плетением тех же лаптей еще пол страны занимается. Таким особо не заработаешь, только пальцы в кровь сотрешь. Нужно что-то другое… Черт, не проституцией и торговлей наркотиками же заниматься?! Одна
Насколько Александр помнил, в его настоящем именно проституция и торговля наркотиками были одними из самых прибыльных и быстро окупаемых занятий. Там, каждый вложенный в дело рубль давал тысячу, а то и две-три тысячи рублей дохода.
— Черт, что за глупости в голову лезут?! Какая проституция, какие наркотики? Бред же, в самом деле! Нужно что-то совершенно другое, полностью выходящее из пределов обычного для этого времени! Так…
Ясно было, что дело для крестьян Михайловского должно быть эксклюзивным, брендовым. С той же самой газетой у него ведь все получилось. Ее необычность, невероятная дешевизна и доступность сделали свое дело, мгновенно сделав ее сверхпопулярной. Теперь оставалось лишь поддерживать ее на самой вершине некоторыми косметическими мазками. Значит, и здесь должно все получиться.
— Сначала разберемся с тем, что имеем, — в его голове, наконец, определились некоторые действия. План на следующие пару дней постепенно начал вырисовываться. — Посмотрим для начала, а кто и что у нас умеет. Собственно, от этого и будем плясать. Проведем, как там по-модному звучит, свот-анализ Михайловского и его жителей…
Хитро улыбнувшись, Пушкин громко хлопнул блокнотом и встал с кресла. Пришла пора действовать. За работу, значит…
с. Михайловское, Псковская губерния
Воскресенье, а в Михайловском опять переполох. Не успели люди от прилюдной порки самого приказчика Михайлы Калашникова и его дочки Ольги отойти, как случилась новая напасть. Мужики, бабы, старики со старухами, что еще ходить могли, только в церковь собирались, к службе, а тут какой-то непонятный «обход» объявили.
— Чего рты раззявили?! Сказано же вам, что ваш барин Ляксандра Сяргеич будет по домам ходить, на ваше жилье — былье смотреть, — приказчик, все еще прихрамывавший и изредка постанывавший, ковылял между крестьянами и размахивал руками. — Сказывал, что будет про ваши занятия, про какое-то хобби спрашивать…
Народ, и вовсе, рты разинул. Про жилье-былье понятно, про занятие тоже все ясно. А что с этим «хоббей» делать? Что это за неведомый зверь такой? Мужики переглядывались между собой, чесали затылки, ничего не понимая. После все как один дружно уставились на приказчика, который и сам выглядел донельзя обескураженным.
— А черт его знает, что энто такое, — развел Калашников руками. — Может насекомые такие, а может хворь какая-нибудь. Господа ведь жутко всякие хвори боятся… Словом, хоть рожи немного сполосните и полынью сушеной оботритесь, чтобы нормальным духом от вас пахло.
Так напуганные сельчане и сидели по домам в ожидании прихода барина. Одни полынью обтирались, другие на иконы молились, не переставая, третьи и, вовсе, в сарае попрятались. Последних, смех и грех, потом пришлось искать и на белый свет вытаскивать.
Вот так и начался этот чудный «обход» и поиск неведомого зверя «хоббей»…
— Милости просим, батюшка, — приказчик, потирая поясницу [до сих пор от порки «горела»], показывал на косые ворота ближайшего двора. — Тут Васька Ерофеева сын проживает. Прозывается Васька Кривой с тех пор, как после лихоманки окривел. Пьянь подзаборная, пьет, как лошадь цельными днями. Гонит, окаянный, да не поймать никак…