Аз Бога Ведаю!

Алексеев Сергей Трофимович

Ничтоже потужив, Русь разбрелась по своим городам и весям в поисках Аббая, и всякий, кто встречался, опрошен был, какое носит имя, куда идет и зачем. По разумению Гоев, никто не мог солгать, назвавшись иным именем, чем дано от рождения, поскольку имя – это рок. Кто пожелает отказаться от рока своего? Пути лишиться?..

Да мыслимо ли, чтобы человек слукавил?

Довольно было в Руси всяких имен, нелепых прозвищ и кличек, и только имени Аббай никто не слышал. Княжеский кормилец в тот час был либо мертв, а либо,

обернувшись зверем, покинул мир людей. Потому не утешилась княгиня розысками народными. Должно быть, чародей исчез иным, магическим образом. Ведь бывало уже так, когда он вещал из банного угла, оставаясь бестелесным и незримым. И тут вспомнила она о трехокой Креславе, что стояла на Пути между небом и землей, а оттуда все зримо!

– Явись ко мне, Креслава! – попросила она, прислушиваясь, нет ли шороха или дыхания за спиной, однако впервые за последнее время она не почувствовала ее присутствия.

– Отзовись, вездесущая! – стала молить княгиня. – Беда пришла, винюсь и перед тобой. Был светоносным мой сын, а теперь безродный, ибо утратил свой обережный Знак Рода.

В ответ даже воздух не колыхнулся. Отгоняя сомнения – уж не привиделась ли ей Креслава во сне? – княгиня закричала:

– Услышь меня! Ты всюду! Тебе далеко видно! Имеешь ты третье око, так позри, где сейчас чародей Аббай?!

Без пользы все! Знать, трехокая не крика ее душевного ждет, а слова отречения от рока материнства. И лишь на него отзовется…

Ей чудилось, будто стоит она у пропасти, и подходит, тот час, когда она в отчаянии произнесет проклятье судьбе своей. Однажды вконец обессиленная княгиня села на коня и поехала без нужды, куда глаза глядят, стараясь в поле развеять свою кручину. И встретился ей на дороге чернец с посохом, поклонился и осенил ее крестным знамением. Княгиня остановилась, взирая на пегобородого старца.

– Отчего так печальна, дочь моя? – спросил чернец.

– Горько мне, странник, – призналась она. – Зловещий чародей похитил у неразумного сына моего серьгу – Знак Рода, а самого опутал сетями тьмы.

– Кто же твой сын?

– Великий князь киевский…

– Знать, ты мать его, княгиня Ольга? – спросил чернец. – А я к тебе иду. И прежде слышал много… Добрая молва идет по всему миру.

– Что же можно сказать доброго о неразумной матери? – печально проговорила она. – Кругом моя вина…

– Говорят; краса твоя затмит всякую красу, и нет в мире иной. И зрю я сейчас – се истина. Но более всего, как инок – суть мертвец живой, служитель Господа, иная молва мне по душе. Слышал я, мученица ты великая, жена, скорбящая о свете истинном, Христовом. Ежели так говорят, сиять тебе среди темных варварских народов даже после смерти.

– Ох, старче, нет темнее меня на всем белом свете…

– Покаянные речи твои – знак мудрости, – определил старец. – Теперь и я верю: быть тебе предвестницей истинного света на Руси.

Встанешь ты над северными землями как заря утренняя.

Говорил он так ласково и тепло, что слова его, как весенний ветерок, овеяли печальную душу.

– Кто ты, странник? – спросил княгиня и спешилась.

– Путник, – просто вымолвил чернец, опершись на посох. – Тебя хожу ищу. А иду по пути, которым хаживал святой апостол Андрей, прозвищем Первозванный. Мне откровение было: на сем пути и отыщу тебя.

– Почему же он – Первозванный?

– А потому, дочь моя, что Господь наш Иисус Христос первым его призвал во свиту свою.

– Так ты веришь в Христа?

– Да, преблагая княгиня, я христианин, – старец опустил глаза. – Гонимы ныне мы на Руси.

– Что-то не слышала я об этом, – сказал княгиня. – В Киеве ваш храм есть, и все, кто захочет, Христу там молится и требы воздает.

– Слышал я, что есть в городе десятинная церковь, да только не христианская она, а суть иудейская.

– Но я сама видела там Христа, распятого на кресте!

– Это, светлейшая мученица, ариане храм воздвигли, – сообщил старец. – Для своих богомерзких молитв, ибо не почитают они Христа как Господа, а считают его всего лишь пророком. Во главе же угла у них иудейский бог Яхве, он же именем Иегова.

– Не ведаю я вашей веры, – призналась княгиня. – Потому мне все одно, что ариане, что христиане…

– И не ведай до поры, – согласился чернец. – Истина придет к тебе в единый миг, как откровение, дарованное самим Господом, поскольку ты его избранница.

– Чудна твоя речь, старче, – тихо изумилась она. – Ты что же, ясновидец?

– Нет, скорбящая добродетель, я всего лишь монах-молитвенник. Но позревши на тебя, всякий праведный человек увидел бы на твоем челе печать избранницы.

Княгиня бросила поводья и приблизилась к старцу.

– Скажи, монах, что мне сотворить, чтобы вернуть Знак Рода сыну? Кому молиться, чтобы вернуть его разум и светоносность, данные от рождения?

– Никому не молись, дочь моя, ибо ты еще не умеешь молиться, – сказал чернец. – Я за тебя помолюсь, и все, что ты пожелаешь, вернется к тебе и к твоему сыну. .

Слабая надежда упала слезой из очей княгини.

– Если бы сие свершилось… Ты сказывал, искал меня? Зачем? Чтобы вселить надежду?

– Иду я из Царьграда, а послан императором Константином Багрянородным. Прослышал он о тебе, боголюбимая, и о твоей красе да поручил мне снести свое послание царское. – При этом чернец достал из сумы свиток пергамента, запечатанный в серебряной трубке, и подал княгине. – На вот, возьми. А на словах сказал в ноги поклониться.

Взяла Ольга свиток, а посланец поклонился. Ни письмо, ни язык греческий она не знала, и потому обратилась к страннику:

– Как твое имя, молельник?

– Именем я Григорий…