Аз буки ведал
Шрифт:
Анюшкин с вознесенным над собой стаканом забежал в избу Степана. Стон затих.
– ...Эх, Анюшкин, да как еще проще? Я ведь вас не обвиняю в том, что вы не догадываетесь, чем "дос" от "виндоус" отличается. А мне же почти каждую ночь монитор снится и пальцы клавиатуру ищут! И еще вопрос: а взаправду ли я такой ... возвышенный? Я, может быть, только и делаю, что слежу: как я выгляжу? Впрочем, и вы вполне можете этим страдать. Я вот вас все время как бы около Юли вижу. Она постоянный раздражитель, от которого вы все время
Анюшкин онемел. А Глеб бил все дальше:
– Но я даже на секунду не верю, что все ваши копания в интеллектуальных отвалах связаны с комплексом маленького роста. Ни на секунду. Ибо вас не интересует результат. Но вопрос не в том, что вы делаете, а - зачем это вам? Зачем? И вы сами никогда не захотите этого ответа...
Глаза у Анюшкина стали больше его выпуклых очков. Оставалось совсем чуть-чуть до апоплексического удара.
– Не захотите. Почему? А потому: зачем знать про то, что не мучает вас как интеллектуальные бирюльки?
– Глеб, я прошу вас, перестаньте! Что вы хотите со мной сделать?
– Я? Хочу?.. Я хочу, чтобы вы сами со мной были предельно просты. Просты и доверчивы. То есть, в нашем случае, не притворяться, что мы на равных. Опять, что ли, почему? А потому, что я - здесь - только от вас и завишу. А я бы хотел... Ладно... Поймите главное: я здесь не могу быть тем, кем я мог и хотел бы быть для вас в моей Москве. В моей - вы слышите?
– моей Москве! Я так хотел бы быть вам... ну, равно ответным. Вы понимаете?
И Анюшкин осел на землю.
– Анюшкин, вы же, в конце концов, человек. Так вот и... я, оказывается...
– Глеб! Я... действительно человек.
– Тогда почему вы меня не желаете понять? Чуть-чуть войти в мое сверхдурацкое положение?
– Глеб. Простите.
– С удовольствием. Но и с просьбой: не бросайте меня на свои эксперименты. Я не всегда герой. Иногда мне тоже бывает слишком больно.
Это было уже настоящей дружбой. И требовало настоящего, круто обменного закрепления. Глеб снял свои злополучные часы. Если честно, он их уже тихо ненавидел, - так пусть другого радуют! Анюшкин опешил: а он-то чем?
– А вы мне это самое ружье. Что от Котова осталось... Не насовсем: его Светлане отдам. Мне лучшего подарка и не будет.
– Да. Но это не мой подарок. То есть не мое ружье.
– Плевать. Ваш подарок - это моя исполненная прихоть. Да?
– Да... Да!
– Вот как хорошо! Хорошо, Анюшкин!
– Так... согласен.
А еще бы не так: дружба - это было то, что ему самому больше, чем Глебу, было необходимо для существования в этом вот глухом алтайском таежном кордоне. Ну не был же он простым обходчиком! И посуду он не мог просто так за хамьем мыть. И доедать их сыры и колбасы.... Он сам, как и Глеб, всегда, всегда понимал: "те" все вместе и пальца его не стоили. Не стоили!.. А посему - что им с Анюшкиным делить? Ну? Амбиции умников? Бессребреников? То-то. Они так в полном
– Глеб, а как вы с Филиным сошлись?
– Я оценил ваши проверочки.
– Что? Неинтересно получилось?
– А вы опять за свое: я живу не из соображений любопытства! Мне за последние годы уже достаточно впечатлений. До пенсии.
– Нет. Я все же думал...
– Правильно думали: я оказался очень интересен вашему Филину. Он меня всего прощупал. Чувствительно. А поскольку я это все-таки вытерпел, то он меня пригласил в баньку. Ночью... "Свои только будут!" Кто эти "свои"?
– Даже так?.. Это очень-очень... тьфу! Чуть опять не сказал: "интересно".
– Спасибо.
– Даже в баньку... Но вы, надеюсь, не пошли?
– Стыдно сказать - забыл.
– Как хорошо. Хорошо!
– А вы что, там побывали?
– Я? Нет! Я, видите ли, совсем не моюсь, много лет. Но там был один знакомый.
– И? Не тяните, рассказывайте: куда я по вашей милости чуть не угодил?
– Действительно, чуть не угодили. Баня. Это ведь не просто место, где грязь смывают. Вместе с кожей. Там, главное, дух... запах у человека меняется.
– Понятное дело. И что?
– А то, что в бане мистики всегда больше, чем физики. Не зря же ваши нынешние друзья-старообрядцы кресты еще в предбаннике снимают. Потому как опытным путем знают: баня - это миква. Это ритуальное омовение и единение по роду. По крови. Чужим в бане не бывать. После той самой единой помывки вы уже родня. На этом же и крещение стоит. Бабтус - омовение. Почему оно и должно быть в полное погружение. А духовенству так и категорически с мирянами мыться нельзя...
– Так почему хорошо, что я с Филиным не помылся?
– Там... Там это мытье в два этапа проходит. Первое - малая ступень. После нее обычно большая часть отпадает. Это просто раскрытие третьего глаза. Через начитку мантр. Люди поля начинают видеть. Лечить. Этого основной массе хватает. Больше нагрузки их воля не понесет... Но вас бы потом, наверное, и на вторую ступень повели... Вы-то для него, судя по всему, очень ценны. Очень. Ему нужны те, кто не только мир видит, но и может сам на этот мир влиять. Но вот... Не каждый...
– Ну?!
– Понимаете, Глеб, мне об этом трудно говорить, неприятно... Да ладно, вы того человека все равно не знаете: посвящение-то через мужеложество происходит...
– Ну спасибо!... Ну вы меня и познакомили!
Анюшкин искренне побелел:
– Глеб! Что вы! Я...
– Ну что?
– Я и не... подумал, насколько вы Филину подойдете... А почему, кстати?
– А потому, что я свое мнение обычно при себе держу. Не то что кого-то боюсь, а обижать чужих не приучен.
– Это вы опять про меня. Да. Согласен, я болтлив. Но вы все равно не ходите в общие бани. Это точно - миква. Там не только тело промывают... И к Семенову тоже. А вообще, лучше как я - совсем не мыться.