Аз есмь Путь, и Истина, и Жизнь
Шрифт:
Тем временем, чем больше проповедник смотрел на этого, идущего к нему, ничем не примечательного иудея, тем больший трепет его охватывал. Ведь ничего особенного в идущем не было, но какое-то смутное ощущение нереальности, необычности происходящего, заставляло волны мурашек срываться с места, пробегая по всему телу.
Наконец, тот подошёл вплотную и просто улыбнулся. Пустынник посмотрел ему в глаза, и его охватило чувство благоговения. Словно он заглянул в Святая Святых, где некогда покоился Ковчег Завета. Этого сокровенного свидетельства присутствия Элохим среди детей Исраэйля.
– Йегова, Элохим мой! “Ныне,
И ныне, подымись, Йегова Элохим, в место покоя Твоего, Ты и ковчег могущества Твоего. Священники Твои, Йегова Элохим, облекутся во спасение, и благочестивые Твои да возрадуются добру.
Йегова Элохим! Не отвергай лица помазанника Твоего, вспомни благочестие Давида, раба Твоего”, – прошептали губы отшельника, едва сдерживающего себя от того, чтобы не пасть на колени. – Это мне надобно омыться от тебя, и ты ли приходишь ко мне, к простому, грешному пустыннику?
– Оставь это теперь, ибо так надлежит нам исполнять всякую правду, – смиренно сказал подошедший.
– “Да будет благословенно имя Элохим во веки веков, ибо мудрость и сила – у Него.
Он меняет времена и сроки, свергает царей и возносит их, даёт мудрость разумным и знание – способным понимать.
Он открывает глубоко скрытое и сокровенное, знает то, что во мраке, и свет обитает с Ним.
Тебя, Элохим отцов моих, благодарю и славлю, ибо Ты дал мне мудрость и силу, а ныне поведал Ты мне то, о чём мы просили”.
При этих словах он зачерпнул полные ладони воды, возливая на склонённую голову иудея. И тут отшельник услышал голос, казалось бы шедший разом отовсюду.
– Се, есть Сын Мой возлюбленный, в котором Моё благоволение.
Сквозь затянутое облаками небо, неожиданно блеснуло солнце, и его тонкий луч, словно перст Предвечного, осветил молящегося в водах Йардена омываемого. И внутри этого луча, плавно спускалось что-то полупрозрачное. Больше всего походившее на голубя, сотканного из разогретого, колеблющегося густого воздуха и белёсой дымки утреннего тумана. Чем ниже опускался голубь, тем прозрачнее он становился. И наконец, над самой головой иудея, он полностью растворился в воздухе.
Пустынник, с округлившимися от трепета глазами, отступил на шаг, и обернувшись, хотел увидеть зачарованно смотрящих на это чудо детей Исраэйля, но увидел только тихо гомонящую толпу народа, обсуждающую свои дела и прошедшую недавно проповедь. По направлению к городу уже медленно потянулись первые ручейки людей. В их числе он заметил и недавних своих оппонентов, фарисеев и соферим, а так же удаляющиеся повозки мытаря, в сопровождении конвоя солдат. Но никто из пришедших сегодня к Йардену, не заметил чуда, не воспринял произошедшего как дОлжно. Он вновь обернулся к омываемому иудею с немым вопросом в своих глазах. Как? Как они этого могут не видеть, не чувствовать, не осознавать?
– Ещё не время. Урожай только поспевает, – улыбнулся ему иудей. – Мой путь только начинается. Дух Отца моего влечёт меня. Мне пора идти.
– Если бы я только мог… – начал было пустынник.
– Нет, – с грустью в глазах покачал головой иудей. – Вспомни светоликого Моше, стоящего на хребте Аварим, но даже не дерзнувшего ступить в Землю Обетованную. Что Отец Небесный заповедал нам, то и надобно исполнить.
У отшельника на глазах непроизвольно навернулись слёзы.
Перикопа 2
Анфистэми
Противостояние
Через каменисто-песчаный кряж, медленной, тяжёлой походкой переходил человек. Если бы ни его кизиловый посох, то он непременно давно бы упал. Но идти было нужно. Близился рассвет.
Звёзды, до этого такие яркие и настолько близкие, что казалось бы, взберись на следующую вершину, на следующий уступ, и ты непременно коснёшься рукой небесного полога. Ощутишь его приятную бархатистость, проведя подушечками пальцев по шляпкам миллионов серебристых гвоздиков, на которых небрежно был наброшен тончайший, шёлковый шарф млечного пути, стали терять свой призрачный блеск.
А восток уже заметно сменил свои чёрные одеяния, на пока ещё тёмно-синюю мантию. Но и этот наряд продержится недолго. Его сменит ослепительно разлившееся голубизна небосвода, и на свой престол взойдёт палящее светило. Своим гневным взором, оно уже выжгло обширнейшую равнину, тянущуюся на многие поприща вокруг. Недаром же пророк Моше (Моисей) назвал это место великой и страшной пустыней. А Йирмейа (Иеремия) подтвердил, назвав её пустой и необитаемой, землёй сени смертной.
Пустыня. Это тишина, безлюдье, необъятные просторы, ослепительное солнце и иссушающий ветер. Вокруг простираются величественные красные горы, к вечеру превращающиеся в раскалённое, блестящее в заходящих лучах золото. Ажурные узоры скал завораживают, а зелёные, влажные оазисы зонтичных акаций, притягивают. Песок и мелкий булыжник всячески препятствуют движению, а раскалённый ветер подталкивает, бросаясь мелкой пылью. Пустыня живёт, пустыня дышит, пустыня замирает, пустыня ждёт. Здесь царит вечность.
Это она, незаметно для себя, стирает некогда гордо вздымающиеся скалистые горы, в струящийся меж пальцев красный, мелкий песок. Она заглядывает тебе в глаза и тутже уносится вдаль неудержимым перекати-полем.
Однако человек упорно шёл вперёд, к только ему ведомой цели. Ночь, это время для движения. Она своими холодными объятьями не даёт уснуть, постоянно подталкивая мягкими, упругими пальцами ветра идти дальше. Чтобы в надежде, к рассвету, найти живительный оазис, и там переждать, в его прохладе, полуденный зной.
Человек поправил самодельно сделанный тюрбан. Отцепил от пояса старенький, но всё ещё довольно крепкий бурдюк и сделал маленький глоток воды. Да, драгоценную жидкость надо беречь. Он огляделся по сторонам. Но не нашёл ни отпечатков следов животных, ни высушенного русла реки. Лишь в отдалении кружились на одном месте потревоженные птицы. И это хоть как-то утешало, давая слабую надежду на открытый источник воды.
Однако он не был одинок все эти дни. Животные пустыни, едва завидев отдалённую фигуру, стремились поскорее коснуться его ладони. Ощутить его ласковый взгляд и не спеша, некоторое время, следовать за ним. Только в этот раз, они оставили его одного, посреди бескрайней, безмолвной равнины.