Аз-Зейни Баракят
Шрифт:
— Клянусь аллахом, я отрекусь! Вы этого дождетесь! От вас самих как от козла молока! Казна пуста. Турецкий султан задевает нас по любому поводу. Народ волнуется. Европейские купцы больше не ездят из Александрии в Дамьетту. Наш доход упал. И когда появляется человек, который знает, как собрать деньги, мы поднимаемся против него и чиним ему препятствия.
Клянусь аллахом, такие речи не могут понравиться ни правоверному, ни гяуру!
Закария сам в недоумении: как Аз-Зейни удастся собрать тридцать тысяч динаров с Дамьетты и аль-Мансуры? Той же ночью он решил отправить к начальнику соглядатаев Дамьетты своих людей, чтобы следили за тем, как и что делает Аз-Зейни и какие новшества ввел в последние месяцы.
Закария не может не признать, что он в глубине души восхищен замыслами Аз-Зейни и его управлением. Закария оценивает людей по достоинству, как бы ни была сильна его неприязнь к некоторым из них. Вот, например, главный соглядатай османов. Он теперь его наипервейший враг. Закария его еще не видел, но знает, каков он, какой у него характер, знает о его чрезмерном увлечении женщинами и о том, какую роль он играет в принятии
Но Хайр-беку надо намекнуть: Закария сжимает кольцо вокруг них. Они, конечно, примут все меры предосторожности. Однако нужно, чтобы им было известно: Закария знает и молчит. Кроме того, глубоко в душе у него затаилось сомнение: кто знает, может все обернуться так, что один из них взойдет на трон? Закарии не хочется и думать об этом. Ему претит, что эмиры дошли до измены своему господину и стране, соки которой они сосут. Все, что в ней есть, они готовы отдать на откуп османскому правителю. Это грех, преступление. Немного найдется вещей, которые вызывают у него такое чувство. Давно ему хочется, чтобы один из османских эмиров оказался у него на службе. Закария будет его поощрять, щедро вознаграждать, но в душе будет испытывать к нему чувство презрения. Однако пока главный соглядатай османов превзошел его: он заполучил нескольких эмиров, а Закария ни одного, тем более равных по должности Хайр-беку. Когда Закарии донесли о собрании эмиров, враждебных Аз-Зейни, он подумал: чего они хотят? Может, они думают так же, как и он, и хотят того же, к чему идет и он с величайшей осмотрительностью? Однако ни удар кинжала, ни яд, подсыпанный в пищу, ни нападение всадников на дороге в Верхнем Египте или на тропинке среди полей Дамьетты не годятся, чтобы покончить с Аз-Зейни. Аз-Зейни — вызов всей его жизни. Аз-Зейни легко может избавиться от него самого, и Закария при всех его возможностях не сможет ему помешать. Когда он принял решение уничтожить Аз-Зейни, у него не было намерения убить его. Закария хочет покончить с ним так, чтобы Аз-Зейни оставался здоровым и невредимым, ел, пил, навещал своих жен. Аз-Зейни ждет духовная смерть. Простому человеку не удостоиться такой участи. Люди, подобные Аз-Зейни, — редкость. Закария не преувеличивает и не преуменьшает его достоинств. Он внимательно приглядывается к тому, как действует Аз-Зейни, и перенимает у него то, что может пригодиться ему самому.
Закария стал наблюдать за эмирами. Поставил своих соглядатаев в выезд каждого из них. Ему нужно знать, как они собираются избавиться от Аз-Зейни. Ему доносят, что говорится в залах за запертыми дверьми: и у их стен есть уши. Старухи несут ему новости. Эмирам стало особенно не по себе, когда Аз-Зейни взялся за эмира Аздмара и обязался вытрясти из него сто тысяч динаров чистого золота. Между собой эмиры решили: если мы не остановим Аз-Зейни, он сделает все, чтобы погубить нас одного за другим. Покроет нас позором в глазах народа, пошатнется положение мамлюков в Египте. Закария понимал, что дело серьезно. На следующий день ночью он тайно отправился в Баракят ар-Ратль. Аз-Зейни в то время готовился к своей второй поездке в Верхний Египет. У ворот аль-Футух Закария замедлил шаг. Как он мог решиться на такое? Ведь он и вправду идет к Аз-Зейни, чтобы предупредить о том, что его хотят убить, посоветовать ему менять место ночлега каждую ночь и предложить ему убежище, окруженное людьми Закарии, которые не будут спускать глаз с эмиров и их наймитов. Закария не забыл, какие неприятности ему причинил Аз-Зейни. Что же он спасовал перед ним? Разве это не его час пришел? Нет, это слишком быстрый способ расправы. Если эмиры убьют Аз-Зейни, народ будет его оплакивать, горевать о нем. Мертвый он опаснее, чем живой. Когда во времена Ан-Насера бен Калауна поднялся эмир Тейнбуга и призвал к справедливости и бедняк пошел на богача, эмиры испугались и подсыпали ему медленно действующего яда. Но его убийство не осталось тайной для простого народа. Горько они оплакивали Тейнбугу, били себя по щекам, разрывали на себе одежду. Потом по всякому поводу, важному и неважному, стали говорить: «Вот если бы Тейнбуга был с нами». Они продолжали держаться за него, даже когда главный соглядатай того времени по наущению улемов составил книжонку и письма, которые порочили
Закария вошел в залу с перекошенным лицом, в неряшливо висевшей на нем одежде. И когда в обманчивом свете дня, проникавшем сквозь резьбу балкона, он встал перед ней лицом к лицу, то увидел правду, в которой боялся себе признаться. Он понял, что обманут. Такого унижения он не испытывал никогда, даже в те дни, когда работал лишь мелким доносчиком. Никакие улики не могли убедить его, но взгляд ее глаз в ту минуту покончил с колебаниями, убил все сомнения, Он вспомнил, как самый великий соглядатай Египта, аль-Казаруни, схватил одного из эмиров Аз-Захер Бербеса и истязал его в течение сорока пяти дней, пока эмир не испустил дух. Закария начал с того, что отрезал ее шелковистые волосы, которые текли струями по ее плечам, как ненависть в его жилах. Обезобразил ее лицо, чтобы сердце не дрогнуло при виде ее юных черт. Раскаленное острие его кинжала легко вошло в ее плоть. Закария стал медленно поворачивать его. Она не вынесла, и ее дыхание замерло после первой же ночи.
Великая печаль завладела его сердцем. А печаль, если она находит путь к сердцу такого человека, как он, — свидетельство слабости. Закария ругал себя за то, что слишком быстро убил ее. Пытка оказалась выше ее сил. Ему непременно надо было выведать, когда и где Аз-Зейни проник к ней и сумел склонить ее на свою сторону. Он ввел ее в дом Закарии за несколько недель до того, как занял пост главного хранителя мер и весов. Закарии надо было обязательно узнать от нее что-нибудь о службе соглядатаев, принадлежащей Аз-Зейни. Начальник сыска Каира говорит, что эта служба либо засекречена так, что нет никакой возможности проникнуть в нее, либо такой службы не существует. Закария же верит, что она есть. А если не так, то в каком стане была Василя? Да, он слишком поторопился расправиться с ней. Есть ли в доме другие люди, которые помогали ей держать связь с Аз-Зейни? Как она передавала ему сведения? Необходимо установить наблюдение за всеми, кто живет в его доме. Надо перебрать в уме все случаи, когда Василя выходила на улицу, попытаться узнать, в каких лавках тканей и благовоний она побывала, с кем из продавцов говорила. За всем этим Закария проследит самолично. Случай с Василей нужно скрыть. Для его управления сыском такое оскорбление его мужской чести может стать анекдотом для соглядатаев будущих времен. Она, конечно, рассказала Аз-Зейни, что он делал, когда спал с ней! Мурашки побежали у него по спине, словно Аз-Зейни всегда был третьим с ними, когда Закария с Василей оставались наедине, и своими блестящими глазами внимательно рассматривал его наготу. Кто знает, может быть, кто-нибудь из жен Закарии тоже связан с Аз-Зейни? Одна только мысль об этом отталкивает Закарию от всех его жен. Разве кому-нибудь еще причинил Аз-Зейни такую боль? И все же Закария стучится к нему в дверь, чтобы сообщить о том, что задумали эмиры, чтобы защитить его. Но, спасая его, Закария точит втайне нож, который безошибочно найдет дорогу к сердцу Аз-Зейни.
Аз-Зейни встретил его с распростертыми объятиями. Заговорили о том, что происходит в Аль-Азхаре. Многие семинаристы открыто обсуждают особу султана, критикуют Закарию и самого Аз-Зейни.
— Я пришлю тебе имена семинаристов-смутьянов, — говорит Аз-Зейни. — Да, между прочим, что в последнее время слышно об этом парнишке, как его по имени?
— Саид аль-Джухейни?
— Да-да, о нем.
Закария улыбнулся.
— Ни одно его движение не ускользает от наших глаз. Мы знаем о нем больше, чем он сам о себе. После замужества своей Самах он сильно загрустил. Мы думали, что он бросится в Нил или примет яд. Потом он стал частенько заглядывать в кофейню Хамзы и подолгу сидеть в одиночестве. Иногда с ним бывает один из его приятелей, по имени Мансур.
— Мансур? — переспросил Аз-Зейни.
— Да, Мансур ар-Руккайбий. Я достаточно знаю о нем. Он разумнее своего дружка и приносит нам пользу.
Аз-Зейни сделал движение рукой.
— Хорошо, давай вернемся к Саиду.
— Он стал заядлым курильщиком и пристрастился к новому напитку, который пришел к нам из Йемена и называется кофе. Через несколько месяцев после свадьбы своей любимой Самах Саид стал частым посетителем дома Сунийи бинт аль-Хуббейзы. Отправляется туда каждый вторник. В чем тут секрет — мы не знаем.
Аз-Зейни наклонился вперед и подпер рукой подбородок:
— Увеличить число твоих людей, наблюдающих за ним, для того, чтобы они ловили каждое его движение и чтобы он чувствовал, что за ним следят…
Закария кивнул.
— Мы сделали даже больше: я приказал своим людям неотступно следовать за ним и время от времени неожиданно выкрикивать имя Самах… Он чуть не рехнулся…
Аз-Зейни засмеялся.
— Превосходно, прекрасно… А как прошла молитва?
— Зацеловали мне руку.
Аз-Зейни засмеялся громче.
— Послушай, Закария, тебе нужно завоевать еще большее их расположение. Завтра садись на коня, и пусть один из твоих людей оденется крестьянином, а другой — мамлюком и «мамлюк» начнет избивать «крестьянина». Тут ты слезай с коня, принимай сторону крестьянина и хватай мамлюка. Разыгрывай такие сцены почаще, и аллах заставит людские сердца возлюбить тебя. Когда прибудут иноземные соглядатаи, они впервые в истории увидят человека, который являет собой не только пример великого соглядатая, знающего свое дело, но и любимого и уважаемого людьми. Это поможет нам в установлении справедливости и равновесия.