Азбука жизни
Шрифт:
Спеллер (Speller)
Говорят, Набоков, когда писал по-английски, то, желая создать некий эквивалент своему русскому стилю, листал словарь Вебстера и выбирал из синонимических рядов слова с пометкой «устаревшее», "редко употребимое" и так далее. С этой же целью можно использовать компьютерную функцию speller. Если в тексте совсем нет слов, подчеркнутых спеллером, значит это скорее всего какая-то дрянь или деловое письмо. Можно считать, что спеллер — это внутренний корректор писателя. Но при определенном душевном настрое он воспринимается как внутренний редактор или внутренний цензор. Между писателем и спеллером неизбежно устанавливаются отношения "ученик —
Можно составить отдельный текст в тексте — из слов, которые подчёркнуты спеллером.
Интересно, что в данном написанном мною отрывке красная волнистая линия появилась лишь под одним малоинтересным словом «употребимое», да и то, я думаю, по какой-то ошибке, поскольку спеллер предлагает заменить его либо на весьма сомнительное «употребимте» либо на "употреби мое" (мое — что?).
Значит, следуя собственной логике, я должна выбросить эту заметку на помойку: наличие в ней слова «употребимое» многого не стоит, определенно.
Ну да ладно, не пропадать же добру.
Попробовала слова «потребное», "употребленное" — все нормально, никаких красных подчёркиваний. Зато сейчас спеллеру не понравилось слово «подчёркивания». Впрочем, нет, как оказалось, в именительном падеже оно его устраивает. Поди знай, что он хочет.
Видимо, после слов "поди знай…" я последний раз сохранилась, а потом отошла к телефону, свет мигнул, сейчас смотрю — пары абзацев как не бывало. О чем писала, не помню, хоть убей. По телефону говорила с Курицыным, а он говорил, что про некоего знатного боди-билдера по фамилии, кажется, Александр Невский, написали в спортивной газете, что он какой-то неправильный боди-билдер и настоящая фамилия его не Александр Невский, а просто Курицын. Кстати, вот интересно: что ему не нравится «боди».
Так. Пока я это набивала, то все думала, как приятно, кстати, пахнет едой из кухни. А потом чувствую: запах приятный, но какой-то навязчивый. Пошла посмотреть — поздно: вместе с долмой из магазина «Армения» сгорела любимая кастрюля. А она между, прочим, была чужая. Французская пароварка, приданное Камий Кайоль, осталась пожить на время. Камий Кайоль ему не нравится, понятно, но ведь и пароварка не нравится, и долма не нравится. Хотя в «Армении» на ценнике тоже, я вспомнила, писалось «толма», попробую так. Нет, и толма не нравится, и боди-билдер, само собой, а вот Курицын, я заметила, нравится. Нравится ему Курицын, он его не подчеркивает.
У него вообще странное отношение к фамилиям. Метелицу он не подчеркивает, но это понятно почему. Михайлов, Иванов, Петров, Орлов, Сирин, Воронов, Воробьев, Уткин, Лебедев, Гусев, Петухов — Петухова подчеркнул! Клянусь. Он меня удивляет сегодня. Он или феминистка (курица важнее петуха, это бесспорно), или он знает и уважает Славу Курицына, что не исключено, я думаю. Проверим на Пелевине. Не… Подумал и подчеркнул. Непонятно.
Иногда спеллер ужасно раздражает. Можно, наверное, — то есть наверняка! — просто отключить эту функцию, но я не умею. Да и ладно, прощу его навязчивость, с ним как-то уютнее. Вроде как ты не одна сидишь долбишь по клавишам, а рядом с кем-то тихим, но внимательным. Он, конечно, соглядатай, да. Но не доносчик, как я надеюсь. Надеюсь, что он никому не доложит, что слово «компьютер» я норовлю писать через два «о» и неизменно делаю ошибку в слове «москвоский», вот именно так, даже он не может меня отучить.
Я думаю, для праздного и неленивого человека это должно быть сильным соблазном — вступить со своим спеллером в отношения, вроде как некоторые любят звонить по телефону «100» или
Причем, если вдуматься, это общение было бы куда более виртуально (не по определению, а по экзистенциальной сути), нежели интернетовское общение. Ну, это уже проверено: Internet он приемлет только на языке оригинала, никаких варваризмов. А вот его собственное наименование, пожалуйста, пусть идет по-русски — спеллер спеллеру глаз не выклюет, как курицын курицыну. Тьфу, понятно, это же притяжательное местоимение. Как грустно быть ботаничкой, никаких не остается в жизни тайн. Ботаник, ботаником, быть ботаником. Все нормально. А я еще думала, он феминистка. Да он мужская шовинистическая свинья. Не подчеркивает, значит согласен, признает свою вину.
Вспомнила тот кусок, который стерся, это было вот о чем. О том, что так вот, слово за слово, можно написать целый роман. Роман об отношениях писателя со спеллером, который должен, по идее, кончится сумасшествием первого. Какой-нибудь дневниковой записью от тридцать крутретьего мартобря, не лейте мне на голову холодную воду, Мисюсь, где ты?.. Или, если это будет «розовая» литература, то пусть в финале случится помолвка романистки и автора программы — должен же быть автор программы. Или там коллектив авторов? Ну, ничего, даже интересней. Если чуть напрячься, можно построить и детективный сюжет. А уж в жанре ciber-punk — вообще раздолье, масса возможностей. Подчеркнул ciber. Опять подчеркнул. Требует поменять «Мисюсь» на «мирюсь» и еще предлагает cider и fiber. Не знаю, в самом деле. Может он и прав.
Сыр
О нем трудно говорить спокойно.
"Расскажем о сыре, о его замечательных достоинствах и разнообразнейшем ассортименте, о тончайшем его вкусовом и ароматическом букете", — когда речь заходит о сыре, сдержанный слог моей любимой "Книги о вкусной и здоровой пище" неожиданно обретает плавно-упругий ритм менуэта. Лютневые переливы. А интонация! Я слышу здесь нежное удивление менестреля, который сам не может до конца поверить, что объект его страсти столь несравненно прекрасен. Какая рифма: "ассортименте — ароматическом букете"! Что это — дольник? Амфибрахий? И эпический, сказовый зачин: "Расскажем о сыре…"
В молодых овечьих, козьих сырах есть что-то библейское, трогательно ангельское, авелево. Чувствуешь себя едва ли не пастушкой на горном лугу. Пейзанкой в деревянных сабо. Ах, сыграйте мне тирольскую песенку, а я потанцую, оборками кружа! И выпьем кружку красного вина, отчего бы не выпить. Мягкий белый сыр — с маслинами, с травами, с деревенским пеклеванным хлебом — самая веселая трапеза. Cheese — синоним улыбки. (Набросок сюжета рекламного ролика на три с минусом, почти что удовлетворительно.)
Но продолжим о сыре.
Твердые, зрелые сорта, напротив, солидны, даже, я рискнула бы сказать, буржуазны. Они незаменимы не только с кулинарной точки зрения — они, на мой, лично, взгляд, незаменимы для познания человеческой натуры.
Пуд соли все же тяжело съесть вместе в наше мобильное время. Пуд сыра — вполне, вполне.
Взять, например, бутерброд с сыром: что бы ни говорили жрецы культа раздельного питания, это прелестнейшая еда и, я уверена, нет ничего лучше, если нужно перекусить на ходу. Но некоторые, даже только что плотно пообедав, едят сыр исключительно на толстом, ровно отрезанном куске хлеба, со сливочным маслом, а то и какой-нибудь «рамой». Такие люди отличаются не только очевидной скупостью, но и неразборчивостью в средствах и — более того — даже в целях.