Азовский гамбит
Шрифт:
– Командует осадой Семеновского боярин Вельяминов. Вот ему под начало и поступите. А если кто вздумает местничать, так я свое слово уже сказал! – ответил ему я, подходя к коноводам.
Вскочив в седло, я сделал знак Михальскому, чтобы тот вместе со своим отрядом следовал за мной и, ударил каблуками по лошадиным бокам. Поданный мне мерин не почувствовав с самого начала укола шпор попробовал было финтить, но я сумел усмирить его и скоро мы ехали по улицам Москвы в сторону Семеновского.
Не знаю, то ли самое это село, где в известной только мне истории Петр I создал один из своих
По сведениям, добытым мне Грамотиным, именно там обосновались заводчики и предводители бунта. Собрав из недовольных несколько довольно больших шаек, они устроили несколько удачных налетов на Москву, после которых возвращались к себе с богатой добычей. После того, как я вместе с собранными по всему Подмосковью дворянами начал громить восставших в столице, они вернулись в село, где стали лагерем. Несколько раз отряды правительственных войск пытались выбить их оттуда, но были вынуждены отступить.
Еще накануне я велел Пушкареву с Вельяминовым блокировать их там и ни в коем случае не выпускать. В тот момент, я, конечно, даже не подозревал, о том, как меня примут думцы, но решать вопрос с бунтовщиками все равно пришлось бы. Ну что же, почему бы не совместить приятное с полезным?
– Надеюсь, ваше величество, вы не собираетесь, вести их в бой лично? – спросил, поравнявшись со мной Михальский.
– Много чести, – усмехнулся я. – Скажу лучше, от Никиты с Анисимом вестей не было?
– Пока нет, и это меня немного тревожит.
– Главное, чтобы они воров не упустили. Может, нам самим следует послать вперед разведку?
– Кажется, не стоит, – покачал головой литвин. – Вон видите по дороге пыль столбом? Бьюсь об заклад, что это посланник от наших. Так что скоро мы и так все узнаем.
И верно, скоро к нам подскакал запыхавшийся, будто бежал пешком, стрелецкий офицер.
– Беда, государь! – прохрипел он, соскочив с коня.
– Кто таков? – прикрикнул на него Михальский.
– Полусотник стремянного полка Тимофей Маслов!
– Говори, что стряслось?
– Ушли воры!
– Как?!
– Ума не приложу, как сие приключилось. Мы к ним в село не лезли, а они оттуда носа не казали. Гул стоял такой, будто там не бунтовщики, а ярмарка. Слышно было, что пели, гуляли, да время от времени из ружей постреливали. А ближе к полуночи, все стихло, а потом как полезут из всех щелей, будто клопы…
– А у вас что, сабель не было?
– Как не быть, государь! Все у нас было и сабли, и бердыши, и пищали. Как воры пошли, там мы их стрелять, а потом и рубить почали. Уж так били, что любо дорого, да в пылу боя не уследили. Самые набольшие среди разбойников углядели, где у нас слабое место да туда и ударили. Посекли заслон, да и пропали в нощи.
– Если бы из Кремля вчера сразу после заседания Дума послали гонца, – задумчиво заметил Корнилий, – он бы как раз к полуночи добрался до места!
– Не в том беда, что воры сбежали, – снова подал голос стрелец. – Полковник Пушкарев велел передать, что боярин Вельяминов ранен!
– Как?! – взвился я. – Куда? Опасно ли?
– Не
– Твою мать! – не выдержал я, и, ударив коня каблуками, галопом полетел к Семеновскому.
Глава 7
Ночью мятежники, пользуясь заволоченной густыми облаками Луной, отчего вокруг было не видно ни зги, малыми группами просочились сквозь редкие заслоны помещиков, к слову, особо и не горевших жаждой битвы впотьмах. Дворяне уже мысленно пересчитывали предстоящие награды и мечтали о переводе в жильцы, а то и в ряды московской избранной тысячи. От чего даже и слыша подозрительные звуки, доносящиеся из темноты, предпочли большей частью их не заметить, в крайнем случае, делая один выстрел куда-то в сторону предполагаемой опасности.
Если большая часть людей атамана Белобородова уходила из села Семеновского тихо, то особо подобранный отряд умелых и одоспешенных бойцов, снабженных к тому же огненным боем, вышел точно к позиции, где разместился сам командующий заплотом – боярин Никита Вельяминов. Подобравшись накоротке и дав дружный залп, смутьяны набросились на дозоры, окружающие лагерь и разом смяв их, ворвались внутрь.
И тут могло случиться худшее, непоправимое. Если бы не сам Вельяминов. Никите в ту ночь никак не удавалось сомкнуть глаз. Он даже не стал снимать бронь, и всех своих ближников заставил оставаться в полной боевой готовности. Словно чуял или боевым опытом своим предполагал угрозу.
Так что когда противник влетел в центр лагеря государевых людей, их встретил пусть и жидковатый, но все же довольно плотный ружейный огонь. Это сбило наступательный порыв бунтовщиков. Завязалась сеча. В ближнем бою сам Никита и его бойцы оказались крепче и опытнее, а когда со всех сторон начали сбегаться злые ото сна дворяне, обложив нападавших с флангов, то те предпочли быстро ретироваться. Вышло это у них ловко и слаженно.
Никита дрался, как и положено вождю, в первых рядах, рубя своей длинной, с широкой елманью, тяжелой саблей направо и налево. Но буквально в последний миг в него разом выстрелили трое из пистолей. Две пули счастливо миновали боярина, а третья краем зацепила шлем, промяв его, отчего Вельяминов сразу потерял сознание и начал валиться с седла. Увидев это его слуги тут же бросились на помощь и унесли раненого господина в тыл. В ответ из темноты донеслось радостное улюлюкание. Которое, впрочем, тут же и стихло. Бой кончился так же внезапно, как и начался. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненых.
Но все это я узнал позже, когда на всем скаку влетел во все еще носящий следы боя дворянский лагерь, а за мной как демоны из преисподней неслись Михальский и его хоругвь.
– Где он?! – заорал я, спрыгивая с седла.
– Там, – испугано отозвался совсем молодой боярский сын, едва успев подхватить брошенные ему поводья.
Шатров серпуховские дворяне с собой не брали, а потому бледный как смерть Вельяминов лежал на куче лапника, застеленного его же плащом. Голова его была перевязана какой-то не слишком чистой тряпицей, но крови или иных видимых повреждений было не видно.