Азовский гамбит
Шрифт:
Услышав это, бояре призадумались. Как бы ни был богат каждый из них, при получении думного чина вдобавок к вотчинам все получали весьма солидный по размерам поместный оклад. Который затем, всеми правдами и неправдами старались превратить в свою собственность. Многим это удавалось, что вызывало глухое недовольство в рядах простых дворян, не имеющих никаких иных источников дохода кроме маленьких поместий и весьма скудного жалованья.
Но еще больше их, испугала многозначительная оговорка, «законных государей». А кто они законные-то? Годунов, к примеру, он еще законный или уже не совсем? А Шуйский,
– Не слишком ли круто забираешь, государь! – Раздался чей-то голос из толпы. – Как бы не напороться…
Михальский уже рванулся выискать смутьяна, но я остановил его движением руки.
– Как по мне, так еще и мало!
Тот же голос выкрикнул новое:
– На немцев надеешься? Думаешь, защитят тебя наемники? А ино перекупить их за злато и мы можем!
– Ты посмотри, какой богатый, – ухмыльнулся я. – Прежде плакались, что оскудели, а оно видишь, как обернулось!
– Ничто, отольются кошке мышкины слезки, – не унимался все тот же смутьян, очевидно, твердый решимости «пострадать» за правое дело. – Попомнишь еще…
Но толпа вокруг него все редела и скоро болтун, в котором я не без удивления признал Мишку Салтыкова, остался совсем один.
– То-то смотрю, что же мне голос таким знакомым показался, – покачал я головой, – кто тебя сюда вообще пустил? А знаешь что, убогий, раз ты такой боевой, а прочие тебя молчком поддержали, вместо того, чтобы по харе дать, то вот вам приказ – берите сабли в руки да идите воевать Семеновское сельцо. Там бунтовщики укрепились, только вас видать и дожидаются!
– Как?! – хрюкнул от неожиданности, князь Сицкий.
– Каком кверху, – любезно пояснил ему я.
– Мы не оружны, бездоспешны, на смерть шлешь ирод! – не унимался Салтыков.
– Уж за это не беспокойся. В Кремле оружия и доспехов не на одну сотню ландскнехтов станет.
– Что ж нам, пешими в бой идти?
– А вы чего ждали, что вам всем по арабскому скакуну за вашу «службу» подарят? Ладно, хватит разговоров. Думу я покамест распускаю, что с ней делать далее, решу. А вы завтра выслушаете волю мою и наказ каждому. Те, кто выживет, естественно.
– Государь. Не губи слуг твоих верных! – опять вмешался патриарх. – Неправильно сие. Отложи бой до утра, пусть соберут дружины, одоспешатся, тогда и воюют с крамольниками.
Что же, с церковью надо жить в мире, так что, пожалуй, придется согласиться. Пока.
– Как скажешь, Владыка. Завтра, так завтра, – не стал перечить я, после чего развернувшись к думцам, заметил, – И помните, не вы соль сей земли. Не за вами правда. А значит, и нет за вами силы, потому как не в силе Бог, но в правде. И потому без вас найдется, кому службу нести. Много на Руси достойных и верных мужей. И дворян, и стрельцов, и посадских, и крестьян! Не вашими молитвами и трудами Смуту преодолели. Нижегородцы ополчение собрали, от всего народа! И Собор земский не вашей волей управляется, а волей всей земли! Быть посему!
– На
– Поживем-увидим. Устал я от вас, бородачи. Затвердите накрепко, больше я от вас таких фокусов не потерплю. Это последний раз! И даже если казнить не стану, монастырей на Руси, слава богу, в достатке. Будете сидеть там, пока не взвоете. И запомните накрепко, кто в нетях завтра скажется, пусть лучше сам себе мельничный жернов на шею наденет, да в воду кинется. Большие дела впереди, а вы мне тут такие представления устраивать вздумали! Так что покайтесь, пока время есть да за ум возьмитесь! Я все сказал. Идите по домам и думайте, пока голова на плечах имеется.
Отстояв поле боя, и наблюдая как «цвет земли русской» покидает помещение, я принялся задумчиво разглядывать покрытые росписью стены. А в голове тем временем прорезались простые, насквозь бытовые мыслишки. Сейчас бы мыться и перекусить чего-нибудь, а потом все остальное…
– Все ушли, государь, – тихо заметил Михальский.
– Ну и, слава богу.
– Может, зря вы их отпустили?
– А что надо было, порешить всех во главе с патриархом?
– Нет, конечно, но, по крайней мере, Салтыков с князем Сицким вполне заслужили за свои слова кару.
– Чтобы завтра Филарет объявил их мучениками?
– Я слышал, прежде вы не боялись ни церкви, ни людской молвы…
– Ты о чем это?
– Говорят, что в первый свой визит в Росток вы первым делом повесили канцлера.
– Ну да, было дело. Только далеко не сразу, а после следствия и суда. Так что меньше слушай Пушкарева, он еще и не такое расскажет.
– Прошу прощения, ваше величество, если позволил себе лишнего!
– Нет, все в порядке, – поспешил успокоить я телохранителя. – Я вполне понимаю твое беспокойство, но завтра все, так или иначе, решится. Пусть бояре пойдут на штурм, а там уж бог решит, кому жить, а кому уже пора на тот свет.
– Как прикажете, ваше… – склонил голову Корнилий, но не успел договорить, поскольку я схватил его за руку и, склонившись к самому уху бывшего лисовчика, прошептал:
– Но не забудь приготовить к завтрашнему утру парочку хороших стрелков. Не стоит все отдавать на волю случая!
Получив повеление, Михальский нехорошо усмехнулся и поклонился, приложив руку к сердцу, показывая, что все исполнит. Но я уже выходил из зала, поскольку припомнил еще ободном безотлагательном деле. Возможно самом главном на сегодня.
– Отец! – кинулся ко мне Дмитрий, как только я переступил порог женской половины дворца, где после смерти Катарины в окружении мамок и нянек проживали мои дети.
– Ну как вы тут? – обнял я сына, затем Петера, после чего потрепал непослушные вихры обоим.
– Скучно, – не стал кривить душой мальчишка. – Его святейшество не разрешал нам выходить.
– Экий тиран! – усмехнулся я.
Здесь все мирно и покойно, словно и не бушевала только что в стенах Грановитой палаты буря. И от того на душе становилось легче. Вот за что надо бороться. Чтобы не сожрали злодеи детей наших! Да пусть скрипят зубами, пусть хоть до корней сотрут. Не видать им власти на Руси! Хватит их порядкам позволять вертеть огромной страной!