Б/У или любовь сумасшедших
Шрифт:
— Пережил клиническую смерть.
— Это… это точно? Кто это констатировал?
— В «скорой». Зрачковая реакция по Агил-Робинсону отсутствовала. Во рту — лед.
— Ну «скорая» в таких делах знает толк. И он остался жить… Вы знаете, что это значит?
— Нет.
— Вы ничего не знаете о зомби?
— Что-то слышала, но думала, что это выдумки африканских племен.
— Не совсем. Вполне вероятно, что это первый зомби Советского Союза… вернее, Союза суверенных государств, как сообщили газеты. Давайте есть эту замечательную
Склонившись над тарелкой, Саша начал быстро расправляться со странными зелеными макаронами-спиральками. Ел, не поднимая глаз, что-то обдумывая напряженно.
— Саша, у меня голова кругом, я должна понять до конца, а тут еще зомби…
— Забудьте о них, — бросил, не отрываясь от спиралек. — А что за сны вы смотрите вместе?
— Я же говорила, порнуха какая-то.
— Повреждение лобных и височных долей частенько дает такой эффект, даже у вполне живых граждан… И как вам, интересно?
— По-моему, он маньяк. Бесконечное число женщин, самых разных, в самых неожиданных ситуациях.
— Дело вот в чем… Тот мир — зеркальное отражение нашего мира. Зеркальная мораль, зеркальная этика. Ничего, а? — Это о макаронах.
— Но ведь я понимаю, что происходит.
— А разве в зеркале вы не понимаете? Понимаете и делаете поправку…
— А вот помехи… откуда они?
Он отодвинул тарелку и снова обвел зал пристальным взглядом, словно отыскивая кого-то.
— Помехи… помехи… Какие помехи? А, да! Вспомнил. Есть помехи. Это фон… Ведь сигналы ничтожно слабые… Может, это и ваши «родные» помехи… Надо смотреть. Программу бы надо вам толковую соорудить. Подумаем… Да, помехи… Его мозг совершенно отключен от внешних факторов — раздражителей, — поэтому и воспринимает слабые сигналы из этого мира, а ваш нет, уверен, это ваши помехи. Вы мне вот что скажите: повторяющийся сон, конечно, есть?
— Да. Какой-то железный коридор. Темнота, и вдруг — яркий свет…
— Это смерть…
— Погодите. Потом вид на все сверху, беспредельное голубое пространство…
— Ну, это все рутина…
— Погодите… Потом — белые, грязные стены.
— Палата. Воскресение.
— И еще одно очень странное повторение. Иногда беззвучный, бесцветный мир…
— Вы и слышите сновидения?
— Иногда. Простите, только то, что связано с сексом.
— Поздравляю.
Он незаметно опьянел. Побледнело лицо, резче выделились темные брови, на лбу выступила влага.
— Саша, милый, я вас, кажется, очень озадачила этой историей.
— Озадачили… Озадачили? Да, пожалуй… Вам нужна толковая программа и… компьютер пятого поколения, он и создаст вам нужное пространство. Да, пожалуй…
— Говорят, в спецкорпусе есть какой-то новый компьютер. Саша, ходят слухи, что вы в спецкорпусе царь и бог.
— Кто сказал?
— Ну, ходят такие слухи. Некоторые считают вас гением. Саша, это правда, что программирование вы изучили самостоятельно?
— Правда.
— А институт вы какой заканчивали?
— Женщины редко добиваются
— И все же, какой вуз вы одолели?
— Самый заурядный. Менделавочку, слышали про такой?
— Моя школа была напротив. Сто семьдесят четвертая.
— Действительно, напротив какая-то школа. Смешно.
— А какая специальность?
Она не заметила, как к столу подошел высокий мужчина, одетый с тем дорогим шиком, который понятен даже непосвященным.
— Какая встреча! Саня, ты ли это? С приездом.
— Салют.
Ударили ладонью о ладонь в лучших традициях «голливудских менов».
— Как живешь? Вот ведь, чем черт не шутит, зашел на лан-чевку и… Не виделись сто лет! Можно к вам?
— Ты займи пока столик, мы вот тут посидим немного, и я готов к воспоминаниям, хоть до утра.
Пришматненный, кивнув ей на прощанье гардемаринским наклоном головы, отчалил к свободному столу, а Саша, не испытав, по-видимому, бурных чувств, сказал деловито:
— Вам что надо? Вам надо определить пространство, в которое вы выходите или которое пересекает вас. Но вы вот что скажите: как долго он находился в состоянии клинической смерти?
— Около четырех-пяти часов.
— Интересно… Как жаль, что мы не можем быть вместе… как жаль… но никому не дано сделать бывшее небывшим. Я отработаю для вас программу, но прийти в спецкорпус вы сможете два, от силы три раза ночью. У них есть ночные сеансы. Я скажу когда, а до этого поглядим вместе порнуху, придется вам потерпеть мое присутствие… Извините, что не смогу вас проводить. Видите, дружок мятежной юности возник. Когда я был молод и ходил в плаще, подбитом синим шелком, помните Митеньку Бальзаминова? Белые ночи, пухлогубые подруги…
— Вы правда составите программу?
— Правда, моя милая, несчастливая, любимая женщина. Правда. И денег дам вам на эту экскурсию в Юнайтед Стэйтс, я ведь знаю, что у вас на книжке две тысячи и двести — компенсация. Когда люди сидят вместе среди такого множества приборов — секретов нет.
— Мне не надо… Я еще не решила.
— Я решил. Отдадите, когда прославитесь. Не обманете меня, возьмете в соавторы?
Почудилась издевка. Встала.
— До завтра.
— До завтра, когда я вручу вам небольшой пакет. В нем будут лежать… сколько? Пять, десять тысяч?
— Вы что, сошли с ума?
— Наверное.
«Изгнание из рая, — думала она, идя меж столами, — изгнание из рая. Но где я видела это худое лицо, этот остановившийся взгляд?»
Мужчина за столиком у двери нежно ворковал со своей шикарной спутницей. Глянул равнодушно: просто движущийся предмет.
— Ирина… — Саша задержал руки на ее плечах, подав шубу. — Самым правильным и естественным было бы встретиться нам сегодня вечером и не расставаться до… утра. Но этот город он… он для распутства, для всеобъемлющего б…ства, и я человек пропащий, а вот и наши!