Баба Люба. Вернуть СССР 4

Фонд А.

— Понятно, — вздохнула я. Чёрт, ниточка порвалась.

— А что по той кляузе? Кто на меня её написал и что именно? — спросила я.

— Мы не оглашаем личности осведомителей, — ответила Шмакова, — у нас так по инструкции положено.

— Понимаете, Александра Викторовна, я должна знать своих врагов, — нацепив просительную улыбку, сказала я, — вы не думайте, я же не враг себе и вам, я разбираться не пойду. Зато, если я буду знать, кто это, я буду при этих людях более осторожна. А, может, вообще с ними подружиться надо.

Ведь они могут продолжить гадить и дальше…

Я так горячо убеждала её, что она, подумав, сказала:

— Нет. Это категорически запрещено, — и подмигнула мне.

Затем она встала, торопливо вытащила из сейфа другую папочку, значительно потоньше. Достала оттуда сложенный вчетверо листочек из обычной ученической тетрадки. Раскрыла его и положила на столе. Затем громко сказала:

— Вышел новый приказ о дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей сирот. Я сейчас принесу копию. Как опекун троих детей, вы должны ознакомиться под подпись. Подождите меня буквально две минуты, я сейчас вернусь, — с этими словами она выразительно посмотрела на меня и вышла из кабинета.

Я осталась одна, схватила листочек и принялась разбирать корявый почерк.

Ивановна!

Я так и знала!

Я мчалась домой, словно торпеда. Только не туда, где мы живём сейчас, а на мой старый адрес. В бывшую квартиру Скорохода.

В своих мечтах я уже видела, как таскаю гнусную старуху за волосы.

Честно говоря, мне хотелось прострелить ей колено. Но я понимала, что наврежу только сама себе.

Возле подъезда никого не было. Я быстренько поднялась на второй этаж.

И замерла: в подъезде от моей квартиры пёрло жаренной селёдкой и дешевой водярой. За дверью хором под гитару с надрывом пели мужскими голосами пьяные студенты.

Я пару минут постояла на площадке и у меня от шума и вони разболелась голова.

Довольная улыбка зазмеилась по моим губам.

Глава 25

Я усмехнулась и позвонила в дверь моей старой квартиры.

Сначала не происходило ничего, но я настойчиво нажимала и нажимала.

Наконец, меня, очевидно, таки услышали, хоровое пение и музыка стихли и через минуту дверь распахнулась.

На пороге стоял взлохмаченный Вовка, один из моих квартирантов. Он учился в калиновском железнодорожном техникуме, и я его пустила жить на квартиру взамен оплаты коммунальных услуг, а также по договорённости выполнять некоторые мои специфические условия.

И сейчас, увидев меня, он расплылся в пьяненькой радостной улыбке:

— О! Любовь Васильевна! Приветики! — с энтузиазмом заорал он, — а мы тут это… как раз контракт выполняем!

В квартире услышали и грохнули со смеху.

— Я вижу, — кивнула я, — молодцы. Продолжайте.

— Зайдёте? — спросил он, чуть отступая вглубь квартиры. — У нас и портвейн, если что есть! Целых

полбутылки!

— Нет, я просто заглянула, — покачала головой я, — не люблю вторгаться в чужое пространство. Да и портвейн не люблю.

— Так это же ваша квартира! — воскликнул Вовка и чуть покачнулся, но удержался, крепко ухватившись за дверной косяк.

— Пока вы выполняете наши договорённости и платите за коммуналку — она ваша, — усмехнулась я.

— У меня мировая хозяйка! — радостно воскликнул Вовка. — Завидуйте, мужики!

Реплика предназначалась его гостям, но от усердия, он выкрикнул уж слишком громко. Дверь в соседней квартире моментально раскрылась и оттуда выскочила Раиска. Увидев меня, она аж остолбенела:

— Ты! — выпалила она.

— Я, — скромно сказала я и зловеще спросила. — А где Ивановна?

Райка напряглась, но ответила твёрдо:

— Она не может сама себя обхаживать, поэтому её в Павловку пришлось сдать.

Я вздрогнула и зябко поёжилась. Павловка — это один из домов престарелых в нашем районе. Причём это специализированное учреждение для душевнобольных стариков. И старики, что попадают туда, больше никогда оттуда не выходят. Да и живут они там обычно недолго.

Так что судьба Ивановны незавидна.

— Твои квартиранты меня задолбали, — возмущённо пожаловалась Райка.

Я прищурилась и спросила:

— А заявление на меня в опеку кто писал? Ты?

— Нет! Не я! — чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Райка и перекрестилась, — богом клянусь!

Если бы я не знала Райку, то поверила бы.

Поэтому ответила я ей так:

— А квартиру эту ты на себя уже оформила?

— Мы родственники! — вспылила Райка, — а я единственная родня у неё!

— Тогда советую тебе, Раиса, как можно быстрее продать эту квартиру. А то пацаны у меня живут до конца сессии и всё. А следующих квартирантов я найду ещё «лучше».

— Куда уж лучше! — буркнула Райка, но задумалась.

— Да много вариантов: цыгане, вьетнамцы… или вообще под бар продам.

Райку аж перекосило.

— Я не шучу, — мрачно сказала я.

— Хорошо, я постараюсь продать до конца года, — проворчала Райка, — а ты скажи этим своим архаровцам, пусть прекращают по ночам орать песни под гитару.

— Я не буду им ничего говорить, — покачала головой я, — дело молодое, мы все такими были. Пусть развлекаются парни, пока могут. А вот ты съезжай отсюда, Раиса. По-хорошему говорю, съезжай. Это первое и последнее предупреждение!

Я шла по улице и думала: вот оно как в жизни бывает. Сделала я Ивановне добро, просто так, бескорыстно сделала. Жаль было пожилую женщину. А она как мне отплатила? Мало того, что опозорить в «Союзе истинных христиан» пыталась, на детей моих в опеку кляузы писала, обзывалась, проклинала, жить не давала. И вот прилетела ответочка. Так что закон бумеранга в жизни всё равно работает.