Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
С того момента, как их доступ к земельной собственности был ограничен, дворянки стали выдавать себя за законных наследниц отцовских имений, пользуясь неясностями в Указе о единонаследии. Николай Трескин после смерти отца и дяди оказался втянут в спор с четырьмя своими тетушками, каждая из которых истолковывала положения указа в свою пользу. В ходатайстве, поданном в Вотчинную коллегию в 1722 г., Трескин утверждал, что он — единственный наследник имений недавно умерших отца и дяди. Три сестры его отца получили в приданое движимое имущество, выходя замуж. Что касалось четвертой сестры, Марфы, то, как писал Трескин, «дед мой и дядя и отец мой видя ее такое… желание к пострижению купили кельи в Москве в Страстном девичьем монастыре и в клад дан». Марфа много лет пользовалась финансовой поддержкой братьев, но теперь по неизвестным Трескину причинам пожелала отказаться от послушания и вознамерилась «быть после отца и матери и брата своих наследницею». После смерти второго своего брата, дядюшки Трескина, Марфа приехала к Трескину в деревню и «по брала пожитки ево все без остатку денги и платья и серебряную всякою посуду… и… лошадей… и всякую конную збрую и… вывезла все в Каширском уезде к сестре своей». Остальные три тетки Трескина, в свою очередь, тоже подали жалобы: каждая утверждала, что она и есть единственная законная наследница отцовских владений, так как ничего не получила при вступлении в брак, и уверяла, что другие сестры свою долю уже забрали; при этом все в один голос отвергали претензии племянника{72}.
Как
Множество споров, порожденных Указом о единонаследии, убедило вдову и преемницу Петра Екатерину I в необходимости устранить некоторые неясности в законе. Одна из статей ее указа 1725 г. представляла собой попытку разобраться в вопросе о наследственных правах замужних дочерей. Статья эта гласила, что если незамужние дочери переживут отца, то старшая должна наследовать его земли, а остальные сестры — разделить между собой движимое имущество. Если же кто-то из дочерей в это время будет уже замужем, то землю унаследует старшая незамужняя девица, ее незамужние сестры разделят движимость, а замужним дочерям не достанется ничего, ибо при вступлении в брак они получили приданое. Наконец, если все дочери на момент кончины отца окажутся замужем, то земля отойдет к старшей, а остальные поделят между собой движимое имущество{74}. Но хотя указ Екатерины и представлял собой смелую попытку прояснить наследственные права замужних дочерей (отличные от прав их незамужних сестер), он не смог положить конец спорам на эту тему.
Наследование после 1731 г.
Время не примирило дворянство с практикой единонаследия. В итоге, когда в 1730 г. на престол взошла Анна Иоанновна, одним из первых ее шагов стала отмена петровского Указа о единонаследии. В докладе императрице от 9 декабря 1730 г. Сенат утверждал, что наделение младших сыновей наследством в движимой форме лишь ускоряет дробление имений, которого пытался избежать Петр Великий. Кроме того, сенаторы отметили, что приданое в движимой форме истощает семейные состояния дворянства, и выступили за восстановление практики пожалования деревень дочерям в приданое. При этом семьи не несли необратимых материальных потерь, так как, давая за дочерями деревни, они могли рассчитывать на возмещение их землями из других родов при женитьбе сыновей{75}.
Через три месяца, в 1731 г., Анна Иоанновна издала указ, в котором не только повторялись некоторые положения Указа о единонаследии, но и удовлетворялось требование дворянства о возврате к раздельному наследованию. Императрица подтвердила упразднение системы служилых и родовых земель (поместий и вотчин) в пользу единой категории недвижимого имущества. В то же время, идя навстречу желанию Сената, она восстановила правила наследования при отсутствии завещания, начертанные в Соборном уложении 1649 г., хотя и с некоторыми изменениями в части законов о женском наследовании. Был восстановлен раздел наследуемых земель и движимого имущества между сыновьями. Для вдов это постановление также было выгодно: отныне супруги получали в наследство одну седьмую часть недвижимости друг друга и четверть движимого имущества. Кроме того, вдовам возвращалось все то, что они принесли в приданое. Хотя седьмая часть недвижимости мужа означала уменьшение по сравнению с одной четвертью, положенной по Указу о единонаследии, но отныне, овдовев, женщина получала эту землю в вечное владение и могла по собственному усмотрению беспрепятственно завещать, закладывать и продавать свою долю наследства. В противоположность наследственным правам дочерей, в 1731 г. права вдов на наследство установились окончательно и с этого времени больше не являлись предметом споров, хотя вдовам нередко приходилось подавать в суд на своих родственников по мужу, которые не отдавали им вдовью часть [33] .
33
Обзор имущественных споров XVIII в. показывает, что 24% их (11 из 45) составляли тяжбы между женщинами и их родственниками по мужу. Большинство этих дел касались выделения вдовьей части из имений мужа.
Вслед за допетровскими и петровскими уложениями в указе Анны Иоанновны, отменившем единонаследие, пространно излагались наследственные права вдов, а о том, что полагалось дочерям, опять говорилось лишь в нескольких сжатых строках, без всяких пояснений, в чем состояла разница между приданым и наследством [34] . Указом 1731 г. Анна объявила, что родители должны делить имущество между детьми согласно Соборному уложению. Однако по поводу прав дочерей на наследство в указе просто говорилось, что следует «за дочерьми в приданыя давать по прежнему», т.е. так, как было принято до введения Указа о единонаследии. Далее, в законе предусматривалось, что при наличии мужского потомства дочери родителей, умерших без завещания, могли рассчитывать на половину того, что полагалось бы их матерям, — иными словами, на одну четырнадцатую часть земельных угодий и на одну восьмую прочего добра («А дочерям при братьях… против матери или мачехи вполы»); дочери же, не имеющие братьев, становились единственными наследницами {76} . По наблюдению Ю.В. Готье, новые положения указа 1731 г., относящиеся к дворянским дочерям и вдовам, являлись компромиссом между принципами, определявшими их прежние права на поместья и на вотчины. Иначе говоря, отныне женщины могли наследовать вотчины, но их права на эти земли соответствовали законам XVII в. о наследовании поместий — условных земельных держаний за службу {77} . Однако Готье не заметил, что указ 1731 г. внес одно решительное изменение: хотя новый закон и опирался на Соборное уложение при определении количества имущества, на которое могли претендовать женщины, в нем тем не менее заменили понятие.«прожиток» на термин, подразумевающий наделение правами, — «указная часть».
34
Эта неопределенность в отношении наследственных прав дочерей была характерна и для средневековых законоположений. См.: Levin E. Women and Property in Medieval Novgorod. P. 165.
35
Н.Ф. Рождественский утверждал, что термин «прожиток» означал временное владение, и предполагал, что, по мнению законодателей, женщины больше заботились бы об урожайности земель, полученных в вечное владение: Рождественский Н.Ф. Историческое изложение русского законодательства. С. 73.
Как определялось понятие «приданое»
Ученые-правоведы XIX в. не занимались исследованием женских наследственных прав в период после отмены Указа о единонаследии {78} , исходя из того, что указом 1731 г. были окончательно утверждены права женщин на родовые земли. Эти специалисты признавали, что власть женщин над имуществом варьировалась, но в целом считали проблему женских наследственных прав решенной в 1731 г. Дошедшие же до нас документы по спорам о наследстве, слушавшимся в Вотчинной коллегии и Сенате на протяжении XVIII столетия, приводят к совершенно другому выводу. То, что контроль замужних женщин над имуществом продолжал вызывать ожесточенные судебные тяжбы между супругами, не вызывает удивления. Зато поражает множество исков по поводу наследственных прав дочерей и их потомства. Законодатели, не потрудившиеся в 1731 г. оговорить, отстраняются ли от дальнейшего наследования дочери, получившие приданое, невольно дали замужним женщинам шанс требовать через суд увеличения выделенной им доли семейной собственности, и последние в полной мере использовали этот шанс. Мало того, указ 1731 г. еще и усугубил эту неясность, так как в нем ничего не говорилось об обязанности родителей обеспечивать дочерей приданым [36] .
36
Европейские наблюдатели отмечали различие между наследством, полученным женщиной, и приданым: по словам шведского дипломата, жившего в Петербурге в 1735—1736 гг., «согласно русским законам, дочери не получают наследства, а лишь приданое, размер которого определяет отец. Если он умирает до замужества дочери, она тоже получает долю наследства, но меньшую, чем братья». См.: Верк К. Р. Путевые заметки о России // Петербург Анны Иоанновны в иностранных описаниях / Ред. Ю.Н. Беспятых. СПб., 1997. С. 202.
На первый взгляд соотношение наследственных прав сестер и братьев не допускало разночтений и не могло служить явным источником семейных конфликтов. Прямые мужские наследники всегда имели преимущество перед сестрами при разделе семейной собственности. Как было установлено указом 1731 г., в случае отсутствия завещания каждая дочь могла претендовать лишь на одну четырнадцатую часть недвижимого имущества родителей и на одну восьмую часть движимого, а братья поровну делили между собой оставшуюся землю и прочее богатство. Но когда это правило прилагалось к замужним дочерям, становилось неясно, относится ли положение об одной четырнадцатой части к их доле в семейных владениях на момент выхода замуж или во время кончины родителей. Спорно было и то, на какое именно имущество могут претендовать женщины. Если указом 1731 г. было восстановлено право родителей давать в приданое деревни, то в последующем указе Анна Иоанновна сделала важное уточнение: дворяне могли жаловать землю дочерям, выходившим замуж, но только такую, которая была куплена или перешла по наследству из другого рода, а вотчинные владения в приданое отдавать запрещалось {79} . Весь XVIII век при составлении брачных договоров этот указ нарушали, но закон предназначался для того, чтобы отучить родителей от раздела деревень ради выходящих замуж дочерей, невзирая на восстановление допетровских обычаев наследования. Родители, желавшие так поступить, были вольны давать дочерям в приданое только движимое имущество вместо деревень — и многие выбирали именно этот путь [37] .
37
См. гл. 4 наст. изд.
Нечеткость наследственных прав дочерей вскоре привлекла к себе внимание судов. В итоге одной из важнейших проблем в спорах о наследстве в XVIII в. стало определение того, что же именно представляет собой приданое достаточного размера, или «довольное награждение» [38] . Неясность в этом вопросе возникла из-за формулировок сенатского доклада 1730 г. и указа 1731 г. В докладе Сената говорилось, что приданое по традиции зависит от усмотрения родителей («отцы и при животе своем детей делили, и в приданые за дочерьми деревни давали по своей воле») {80} , а указом 1731 г. было установлено право дочерей на одну четырнадцатую часть отцовской недвижимости. Хотя второе положение явно относилось к незамужним дочерям, законодатели до конца столетия ломали голову над вопросом о том, является ли приданое лишь авансом наследства, а потому должно быть дополнено, если окажется меньше положенной четырнадцатой части, или же дочерям следует довольствоваться тем, что они получают при вступлении в брак {81} . Дополнительную неясность в этот вопрос вносили и сами истцы: они прибегали к рутинной формуле, гласившей, что женщина, чьи права вызвали конфликт, получила достаточное приданое («выдана в замужство с довольным награждением»), но, как правило, не указывали размеров этого «награждения».
38
Женщины в Италии в эпоху Возрождения тоже имели право на «достойное» приданое, но величина его не оговаривалась. См.: Kuehn Т. Some Ambiguities of Female Inheritance Ideology in the Renaissance // Continuity and Change. 1987. Vol. 2. № 1. P. 11-12.
На всем протяжении XVIII в. ответчики обоего пола в один голос утверждали, что родственницы, оспаривавшие у них семейное имущество, не имеют прав на наследство, так как получили положенное им приданое, выходя замуж, и, взяв однажды свою долю, тем самым отказались от дальнейших претензий на семейную собственность. Но не только мотив достаточности приданого постоянно повторялся в этих судебных делах. Еще одной общей их чертой был состав родственников, участвовавших в спорах по поводу наследственных прав замужних дочерей. В сущности, состав участников судебных споров не только четко отражает роль половой и возрастной иерархий в России XVIII в., но и показывает, как эти иерархии влияли на участие женщин в правовом процессе. Если мужчины оспаривали имущественные права женщин-родственниц независимо от их возраста и степени родства, то женщины начинали тяжбы против членов семьи избирательно.