Бабье царство.
Шрифт:
— Да, — мрачно протянул кто-то из толпы пленных, сгрудившихся на берегу, — видно болтов они не жалели.
— Как же это они так дуриком то сюда полезли? — раздался из толпы другой тоскливый голос.
— Не надо нас недооценивать, — неожиданно прервал их рассуждения суровый женский голос.
Перед обернувшимися пленными амазонками стояла тонкая, изящная, хорошо знакомая им фигурка баронессы. Чудовище, спрятанное под личиной изящной, красивой женщины, этой ночью высунувшее своё страшное мурло из прежней симпатичной личины. Незаметно подойдя к сгрудившимся в начале причала пленным амазонкам, она несколько минут молча наблюдала
— Вы второй раз нас недооценили, — продолжила она тихим, усталым голосом. — Первый раз это было там, на Девичьем поле, второй раз здесь, этой ночью. Как вы уже, надеюсь, поняли, ваше руководство решило не тратить золото на ваш выкуп, а просто освободить вас, а заодно и прибрать к рукам наш город. Неплохая мысль, да бездарное исполнение. Результат вы видите, — кивнула баронесса на горы трупов, устилающие причал.
— Ваша задача, здесь всё прибрать. Мёртвых своих похоронить в реке, курсантов, ящеров, оружие сложить в отведённое для этого место.
— Как вы уже, надеюсь, заметили, пленных мы больше брать не стали. Поэтому, во избежание неприятностей, подобранное оружие не пытайтесь утаивать. У кого найдут потом хотя бы сломанный наконечник стрелы, будет повешен здесь же, на пристани.
— Я всё понятно излагаю? — окинула она присутствующих усталым, равнодушным взглядом.
— И учтите, то, что вы сейчас тут видите, специально для вас оставлено, чтобы у вас больше не было иллюзий на свой счёт. Похоже, что хорошее отношение, проявленное нами по отношению к вам, ваше руководство неправильно восприняло и посчитало это нашей слабостью, или боязнью. Надеюсь, сегодняшняя ночь развеет у них эти ложные представления.
Казалось, установившаяся с самого начала речи баронессы, мёртвая тишина, теперь не будет нарушаться даже дыханием, настолько кругом было тихо. Потрясённые амазонки, привыкшие уже к тому, что с ними в этом городе все носятся, как курица с яйцом, даже не могли себе ещё буквально пару часов назад, представить, что подобное возможно.
Ни пленных, ни раненых. Жестокость. Безпощадная, расчётливая жестокость, с которой были добиты все, абсолютно все раненые этой ночью, ввергла их в шок. Они прекрасно помнили, как многих из них, чуть ли не большинство, вытягивали с того света, заживляя дорогими, редкими лекарствами, страшные, порою, по всеобщему мнению, безнадёжные раны. А тут было всё не так. Этой ночью никого в плен не брали. Никого. И это было страшно.
— За себя не беспокойтесь. В вашем положении мало что изменится, — немного помолчав, продолжила баронесса. — Вам повезло, вы не принимали участие в мятеже. Хотя в этом и нет вашей заслуги. Просто мы успели вас вовремя изолировать, но слово сказано. Только по это причине для вас ничего не изменится. Вы будете и дальше работать, пока не отработаете свои долги, после чего можете убираться на все четыре стороны. А сейчас, вы уберёте всю эту падаль, что привезли сюда ваши бывшие товарищи. И повторяю, — баронесса на миг прервалась, обведя столпившихся перед ней амазонок равнодушным, усталым взглядом красных после бессонной ночи глаз, — если у кого-нибудь по окончании окажется в кармане случайно завалявшийся обломок стрелы или ещё что-либо колюще-режущее, тот будет повешен прямо здесь же, на этой пристани. Я всё сказала. А теперь, работайте!
Ещё раз, окинув равнодушным взглядом
— В этом году будет много раков, — мрачный голос, раздавшийся из глубины строя амазонок, казалось, с треском разорвал жуткую тишину, установившуюся после слов баронессы.
— Смотрите, не добавьте им корма, — полуобернувшись, и лишь на краткий миг, задержавшись в воротах, равнодушно бросила баронесса.
Больше не оглядываясь, она прошла куда-то в глубь крепости, оставив амазонок одних убираться на причале.
Зимние праздники года семь тысяч пятьсот девятнадцатого от сотворения мира в славном городе Левобережья Старый Ключ выдались в этот год на зависть всем чудо как хороши.
Затянувшееся чуть ли не на неделю чествование героев, спасших родной город от вконец обнаглевших амазонок, для Маши пролетели одним мимолётным видением. Такого душевного подъёма и буквально летящей радости, от осознания того простого факта что тебя все любят, уважают, везде, едва завидя радостно здороваются при встрече, словно с дорогим и любимым родственником, будто пьяным хмелем кружило Машину голову.
— "Слабая женская головка, — под конец шутила она сама над собой. — Как мало ей надо для счастья".
Никогда раньше, чужая на этой планете, чужая в этом городе, она даже в мыслях не могла себе представить, что подобное когда-нибудь случится не скем-либо, а именно с ней. Что все в этом городе её полюбят. Искренне, горячо, как свою, родную.
Ещё бы. Она была той, кто загодя предупредила городские власти о готовящемся мятеже и тем самым фактически сорвала захват города. Она и ещё Двести Городских Стражников, умерших в распахнутых настеж городских воротах, но так и не пустивших врага в город. Своей смертью стяжавших безсмертную славу героев.
Про гибель же в Южном заливе под стенами Речной крепости и среди сгоревших казарм Корнеевской воинской школы более полутора тысяч курсантов, своими жизнями остановивших основной вал десанта, все старались не вспоминать. Слишком высока и кровава оказалась цена, заплаченная городом за отражение набега. Павших героев тихо, с почестями похоронили и… о том что они вообще были, постарались тут же забыть. Как и про то что их было столь много. Об этом старались лишний раз теперь не вспоминать, дабы не бередить свежие незарубцевавшиеся душевные раны.
Впрочем, как и о том, что Марья Корнеева, героиня, спасшая своим предупреждением всех в городе, была не одна. На роль баронессы Изабеллы де Вехтор в деле раннего предупреждения властей о готовящемся мятеже и набеге, почему-то тоже все старались не акцентировать внимание. Наверное потому, что она до сих пор в городе была фактически чужая, дворянка, более того — баронесса одного из самых знаменитых поречных родов, хоть и заглохшего теперь, но всё равно дворянка. А с баронами, да и вообще с поречным дворянством у левобережцев отношения были весьма-а-а сложные, если не сказать откровенно враждебные. Поэтому, наверное и про то, какую роль сыграла сама Изабелла де Вехтор в деле подавления мятежа и разгроме просочившихся в город мятежниц, старательно старались не говорить. Слишком уж роль самих городских властей на её фоне выглядела откровенно неприглядной.