Бабье лето
Шрифт:
— Мой друг рассказывал мне о вас, — сказала мне женщина, снова взглянув на меня своими темными, блестящими глазами, — он сказал мне, что вы были у него в прошлом году, что посетили его весной и обещали пожить в этом доме в пору цветения роз. Мой сын тоже очень часто говорил о вас.
— Ему здесь, кажется, не так уж скучно, — сказал мой гостеприимец, — во всяком случае, ни в тот приезд, ни в этот лицо его не теряло веселого выражения.
Во время этих речей я собрался с духом и сказал:
— Хотя я живу в большом городе, я редко имел дело с незнакомыми людьми и
— Вы приглашены, — отвечал мой гостеприимец, — и по нашему поведению вам должно быть ясно, что мы вам очень рады. Теперь мать и сестра Густава тоже пробудут некоторое время в этом доме, и мы посмотрим, как сложится наша жизнь. Не присядете ли рядом со мной до окончания приветственной церемонии?
Возвращаясь, он снова обошел стол, и я последовал за ним. Густав освободил мне место возле своего приемного отца и посмотрел на меня с той радостью, какую испытывает сын, когда его навещает на чужбине мать.
Наталия не сказала ни слова.
Теперь, имея возможность поглядывать в сторону женщин, я достаточно ясно видел, что это мать и сестра Густава: у обеих были такие же большие черные глаза, как у него, и такие же черты лица, а у Наталии еще и каштановые локоны Густава, тогда как у матери их посеребрил возраст. Очень красиво уложенные, они спускались теперь с обеих сторон лба гораздо более широкими прядями, чем из-под дорожной шляпы.
Пока мы усаживались, к Матильде подошла экономка Катарина.
Гостья сказала:
— Горячо приветствую тебя, Катарина, спасибо тебе, ты особенно опекаешь своего хозяина и моего сына и всячески о них заботишься. Я очень благодарна тебе и кое-что тебе привезла, маленький подарок на память, я позднее передам его тебе.
После того как Катарина отошла в сторону, после того как подошли и поклонились другие, а многие девушки поцеловали руку даме, та сказала:
— Приветствую вас от всей души, вы все заботитесь о хозяине и о его приемном сыне. Привет тебе, Симон, привет тебе, Клара, всех благодарю, всем я кое-что привезла, чтобы вы видели, что я в своем расположении к вам никого не забыла. А вообще-то все это пустячки.
Люди поклонились еще раз, иные еще раз поцеловали даме руку и удалились. Кланялись они и Наталии, которая отвечала на это приветствие весьма любезно.
Когда все ушли, дама сказала Густаву:
— Тебе я тоже кое-что привезла, это тебя обрадует, пока не скажу — что. Привезла, я это, однако, лишь для проверки, и сначала нужно спросить приемного отца, можно ли тебе уже пользоваться этим в полной мере или частично или вовсе еще нельзя.
— Благодарю тебя, мама, — ответствовал сын, — ты очень добра,
— Вот и хорошо, — отвечала она.
После этих слов все встали.
— Ты приехала нынче очень вовремя, Матильда, — сказал мой гостеприимец, — ни одна роза еще не раскрылась, но все они к этому готовы.
Во время этой речи мы подошли к двери, и мой гостеприимец попросил меня остаться с обществом.
Мы вышли через зеленую ограду на песчаную площадку перед домом. Люди, видимо, были уже оповещены об этом передвижении, ибо двое из них принесли просторное кресло и поставили его на некотором расстоянии от роз.
Дама села в кресло, сложила руки на коленях и стала смотреть на розы.
Мы обступили ее. Наталия стала слева от нее, рядом с Наталией — Густав, мой гостеприимец стал позади кресла, а я, чтобы не оказаться слишком близко от Наталии, справа и чуть позади.
Посидев довольно долго, дама молча встала, и мы покинули площадку.
Мы пошли теперь в столярную мастерскую. При общей приветственной церемонии Ойстаха в столовой не было. Он, видимо, считался художником, которому нужно нанести визит. По всему поведению домочадцев я понял, что отношение к нему действительно таково и кажется им самым естественным. Ойстах, надо полагать, ждал гостей, ибо стоял со своими людьми без зеленых фартуков перед дверью, чтобы приветствовать новоприбывших. Любезно поблагодарив всех за приветствие, дама ласково заговорила с Ойстахом, спросила, как ему и его людям живется, спросила об их трудах и делах и сказала что-то об их прежних работах, что я, не будучи знаком с ними, не совсем понял. Затем мы пошли в мастерские, где дама осмотрела каждое рабочее место в отдельности. В комнате Ойстаха она попросила, чтобы он, когда она задержится здесь долее, все подробно показал ей и объяснил.
Из столярной мастерской мы прошли в квартиру садовника, где дама немного поболтала со стариками.
Затем мы направились в теплицу, к ананасам и кактусам, и в сад.
Все места дама, казалось, отлично знала. Она с любопытством смотрела туда, где надеялась найти какие-то определенные цветы, осматривала знакомые приспособления и даже заглядывала в кусты, в которых еще могло оказаться птичье гнездо. Везде, где что-либо изменилось с прежних времен, она это замечала и спрашивала о причине. Так мы прошли через весь сад к большой вишне с видом на поля. Там она еще поговорила с моим гостеприимцем об урожае и о делах соседей.
Наталия говорила крайне мало.
Вернувшись домой, мы, поскольку близилось время обеда, разошлись но своим комнатам. Еще раньше мой гостеприимец сказал мне, чтобы я не переодевался к обеду: в его доме это не принято даже при незнакомых гостях, и я только бы обратил на себя внимание.
Я поблагодарил его за предупреждение.
Когда колокол пробил двенадцать и я спустился в столовую, я застал там все общество и впрямь непереодетым. Мой гостеприимец был в своей повседневной одежде, и на женщинах было то же платье, что и во время прогулки. Густав и я были в своем обычном виде.