Бабье лето
Шрифт:
Но больше всех, казалось, любила розы Матильда. Она, видимо, и вообще любила цветы, ибо на столиках в ее комнатах всегда стояли самые красивые и свежие цветы из сада, да и на столе, за которым мы ели, всегда были горшки с ее цветами. Срывать и срезать цветы, а затем ставить их в вазы с водой в этом доме не полагалось, разве что увядшие, которые следовало удалить. Но больше всего внимания Матильда уделяла розам. Она ходила, заботясь о них, не только к тем, что в виде кустов, отдельных деревцев и их группок росли в саду, но в полном одиночестве, как я уже замечал, навещала и те, что цвели у стены дома. Она часто стояла перед ними и смотрела на них. Иногда она приносила скамеечку и, встав на нее, приводила в порядок ветки. То она срывала увядший листок, не замеченный другими, то высвобождала цветок, которому что-то мешало расцвести в полную силу, то снимала жучка, то разрежала слишком густые и кустистые ветки. Иногда она просто стояла на скамеечке, опустив
День, который сочли самым прекрасным в цветении роз, оказался и вправду самым прекрасным. После него цветение пошло на убыль, и розы начали увядать, и все чаще приходилось брать лесенку и ножницы, чтобы устранить портящее вид цветника.
Навестили дом и двое незнакомых проезжих, которые провели в нем ночь и начало следующего дня. Они осмотрели сад, поля и хутор. В свою комнату и в столярную мастерскую мой гостеприимец их не водил, из чего я сделал приятный вывод, что в первый мой приход в его дом он оказал мне предпочтение, которого удостаивал не каждого, что я, стало быть, снискал его расположение.
К концу цветения роз в доме появился брат Ойстаха Роланд. Поскольку он задержался здесь на длительный срок, я имел возможность понаблюдать за ним. У него еще не было образованности брата, не было и его покладистости, но, казалось, он обладал большой силой, которая сулила немалый успех его занятиям. Я замечал, что он долее, чем то, по-моему, позволяли приличия, глядел на Наталию своими темными глазами. Он привез ряд зарисовок и собирался посетить еще отдаленную часть страны, а уж потом вернуться, чтобы привести материал в полный порядок.
До отъезда Наталии и Матильды предстояло еще нанести обещанный визит в имение соседа, которое называлось Ингхейм, а в народе именовалось Ингхофом. Туда послали уведомить о дне, когда собирались приехать, и заручились согласием хозяев. Утром этого дня гнедых лошадей, привезших Матильду и оставленных ею на все это время на хуторе, запрягли в карету, которая некогда доставила женщин, и Матильда с Наталией сели в нее. Мой гостеприимец, Густав и я, особо упомянутый в просьбе об ответном визите, сели в другой экипаж, запряженный прекрасными сивыми лошадьми моего гостеприимца. Быстрая езда доставила нас за час к месту нашего назначения. Ингхейм — это замок, вернее, два замка, окруженные множеством других построек. Старый замок был когда-то укреплен. Серые, сложенные из больших четырехугольных камней круглые башни стоят и поныне, как и серая, сложенная из таких же камней стена между башнями. Но обе части уже ветшают. За башнями и стенами стоит старый, нежилой, тоже серый дом, с виду целый. Но от заколоченных досками окон веет заброшенностью и запустением. Перед этими памятниками старины стоит новый, белый дом, очень привлекательный благодаря своим зеленым ставням и красной черепичной крыше. Когда подъезжаешь издалека, кажется, что он пристроен непосредственно к старому замку, возвышающемуся позади него. Но, находясь в самом доме и выйдя из него, видишь, что старые стены еще довольно далеко, что они стоят на скале и отделены от нового дома широким, заросшим фруктовыми деревьями рвом. Из-за необыкновенной высоты старого замка издали нельзя также определить размеры нового дома. Но, оказавшись в доме, видишь, что он весьма просторен и не только вмещает семью, но и позволяет удобно разместить изрядное число гостей. Название замка я слышал часто, но еще ни разу не видел его. Он расположен настолько в стороне от дороги и так скрыт от нее большим холмом, что не виден проезжающим, которые держат путь в горы обычно через эти края. По мере нашего приближения показывались многочисленные здания. Сначала мы увидели хозяйственные постройки, так называемую молочную усадьбу. Они стояли, как то принято во многих имениях нашей страны, довольно далеко от жилого дома, образуя особое отделение. Оттуда дорога к новому дому шла по аллее очень старых, высоких лип. Аллея эта — часть той, что когда-то поднималась к подъемному мосту старого замка. Поэтому она оборвалась, и остаток пути к дому мы проехали через прекрасный зеленый луг, украшенный там и сям холмиками цветников. Дом был серовато-белый, с напоминавшими колоннаду полосами и фризами. На всех окнах, насколько это позволяли видеть открытые ставни, висели тяжелые занавески. Когда карета женщин остановилась под козырьком подъезда, хозяин Ингхейма с супругой и дочерьми стоял уже, приветствуя гостей, у конца лестницы. Все они были одеты нарядно, и стоявшая позади их челядь была в праздничном платье. Хозяин помог женщинам выйти из кареты, а поскольку тем временем мы тоже подъехали и вышли из экипажа, вся семья нас приветствовала и повела по лестнице вверх. Нас привели в большую гостиную и рассадили. На Матильде и Наталии хоть и были более нарядные платья, чем те, что они носили в доме роз, но при всем благородстве материи в этих платьях не было ни тени щегольства или вычурности. Мой гостеприимец, Густав и я были одеты так, как то принято, когда едешь в деревне в гости. Мы опустились на чудесные
Отведав предложенных кушаний, все поднялись, и мы пошли по комнатам. В ряде их окна выходили на юг, на окрестности. Все комнаты были прекрасно меблированы на новый лад, особенно богата была палисандровая мебель в салоне хозяйки, где, как и в рабочей комнате девушек, тоже стояло пианино. Хозяин дома водил по комнатам особенно меня, которому они были еще незнакомы. Остальное общество иногда следовало за нами в тот или иной покой.
Из комнат пошли в сад. Сад походил на многие ухоженные и красивые сады близ города. Хорошие песчаные дорожки, зеленые подстриженные лужайки с вкраплениями цветов, декоративных и лесных кустов, оранжерея с камелиями, рододендронами, азалиями, вереском, кальцеоляриями и множеством новоголландских растений, наконец, скамейки и столы в удобных тенистых местах. Плодовый сад, как участок хозяйственный, находился не у жилого дома, а за молочной усадьбой.
Из сада мы пошли, как то бывает при сельских визитах, на скотный двор. Мы прошли сквозь ряды гладких коров, в большинстве белолобых, посмотрели овец, лошадей, птицу, хранилище молока, сыроварню, пивоварню и тому подобное. За амбарами мы увидели огород и очень большой плодовый сад. Оттуда мы вышли в хорошо возделанные поля и в луга. Лес, входивший в имение, мне показали издали.
По завершении довольно большой прогулки мы были отведены в просторную столовую на первом этаже, где был накрыт обеденный стол. Был подан простой, но изысканный обед, причем обслуживавшая нас челядь стояла за нашими стульями. Если уже при посещении дома роз семья Ингхейм показала свою принадлежность к образованной части общества, то прием в их собственном доме это подтвердил. И отец, и мать, и девушки держались просто, спокойно и скромно. Разговоры касались многих предметов, не уходя в какую-то одну сторону, а в меру сообразуясь с обществом. Часть послеобеденного времени мы провели в комнатах второго этажа. Музицировали, играли на пианино и пели. Сначала что-то сыграла мать, потом девушки порознь, потом вместе. Девушки спели также по песне. Наталия сидела на шелковых подушках и внимательно слушала. Но когда мы попросили сыграть и ее, она отказалась.
К вечеру мы вернулись в дом роз.
Когда Густав выпрыгнул из нашего экипажа, когда мой гостеприимец и я тоже из него вышли и я увидел направлявшуюся к мраморной лестнице стройную фигуру Наталии, я на минуту остановился, а потом тоже отправился в свои комнаты, где оставался до ужина.
Ужин прошел как обычно, только гулять после него в тот день уже не пошли.
Придя в свою спальню, я отворил окно, которое, несмотря на теплый день, ввиду моего отсутствия не открывали, и высунулся в него. Загорались звезды, воздух был мягкий и спокойный, до меня доносилось благоухание роз. Я замечтался, все было как во сне, тишина ночи и запах роз напоминали мне прошлое. Но сегодня было ведь все иначе.
После поездки в Ингхоф пошли дождливые дни, а когда они кончились и сменились солнечными, подошло и время, когда Матильда и Наталия должны были покинуть дом роз. Часть вещей была уже упакована, и среди них я увидел две цитры, уложенные в бархатные футляры, которые в свою очередь упрятали в кожаные чехлы.
Наконец был назначен день отъезда.
Накануне вечером главную кладь уже погрузили в карету, а в послеполуденные часы женщины ходили прощаться — к садовнику и его жене, в столярную мастерскую и на хутор.
На следующее утро обе явились к завтраку в дорожной одежде. Арабелла, служанка Матильды, укладывала теперь в карету те вещи, которыми пользовались до последней минуты. После завтрака, когда женщины уже надели дорожные шляпы, Матильда сказала моему гостеприимцу:
— Благодарю тебя, Густав, прощай и приезжай поскорее в Штерненхоф.
— Прощай, Матильда, — сказал мой гостеприимец. Эти старые люди снова расцеловались, как в день приезда Матильды.
— Прощай, Наталия, — сказал он затем девушке.
Та только тихо ответила.
— Спасибо за всю вашу доброту.
Матильда сказала мальчику:
— Будь послушен и бери пример со своего приемного отца.
Мальчик поцеловал ей руку.
Затем, повернувшись ко мне, она сказала:
— Спасибо за приятные часы, которые вы посвятили нам в этом доме. Хозяин, вероятно, уже благодарил вас за ваш приезд. Оставайтесь по-прежнему добры к моему мальчику и не тяготитесь его привязанностью к вам. Если позволят ваши прекрасные научные занятия, будьте среди тех из этого дома, кто навестит Штерненхоф. Вы окажетесь там очень желанным гостем.