Бабочка на запястье
Шрифт:
Ева откидывается назад, полностью опираясь на мою поддержку. Влажным маршрутом двигаюсь вниз и со всей дури всасываю розовый сосок. Начинаю, максимально мощной амплитудой, вбиваться в ее тело. Чистый кайф, неразбавленный. Как никогда прежде.
Рывок. рывок. стон.
Судорожный спазм пролетает, запуская спирали фейерверков перед глазами, когда нас одновременно накрывает. Кончаю, забывая себя контролировать, и крепко сжимаю ее. Ментально перемещаюсь в иную вселенную, где кроме Евы — нет ничего. Моя личность при этом стирается с файлов подсознания.
Туман в голове разгоняется,
— Дамир, пусти мне больно.
— Прости, крошка, не рассчитал, — утягиваю обратно, мешая соскочить в сторону.
— Ты опять это сделал. Соблазнил, чтобы я не задавала вопросы.
Чего — чего, а вот гнева я точно не ожидал. Хоть и заслужил. Но я свое чистилище оттоптал от начала до конца.
Когда вытаскивал из горящего дома. Когда вместе с ней боролся за жизнь в скорой. Когда корчился от бессилия, ожидая, в пропахшем хлоркой коридоре. Умирал сотни раз, разъедаемый чувством вины, что не смог уберечь. А потом на смену пришла тоска, с приторным вкусом одиночества. Далеко за пределами болевого порога.
Доживать до вечера, а потом всю ночь рассматривать ее фото. Расползаться по швам. Кровоточить внутри. Не думал, что смогу настолько сильно увязнуть в ком-то. А она влетела искрой и выжгла поля в моей груди.
— Ева, стоп. Притормози. Хочешь поговорить — я не против. Только без истерик, — выбиваю на слегка повышенных, позволяю себе больше, чем могу.
Затихает, придерживаясь пальцами за предплечья, но вспышки в глазах просто рвут меня в клочья.
— Не командуй. Здесь не твоя территория. Ты здесь иностранец
Дух соперничества гонит эмоции в обратную тягу. Только она может за две секунды вывести из себя. Я же не по собственной прихоти и не от бесчувствия в Лондон уехал. Все упреки, что бросил ее, как-то идут мимо кассы.
Медленно веду глазами по разгневанной белочке. Блять! в своей злости она просто прекрасна. Горит в пятьсот ватт. Брызги моей спермы внизу живота Черезмесячный целибат негативно сказывается на вербальном общении. Хочу ее опять. Начать воплощать фантазию — это вторично запороть все намерения. С вероятностью в двести воспримет неправильно.
Мысленно выругавшись, стаскиваю с постели и несу в душ. Что удивительно не брыкается. Дает смыть с себя все следы, но при этом сама не контактирует. Затем сдернув полотенце, спешно заматывается.
Мне в новье быть в позе просящего. Но тут без вариантов.
— Ев, давай пропустим ту часть твоего выступления с необоснованными обидами, а перейдем сразу к сути, — иду на уступки.
Задумчиво кусает губы.
— Хорошо. Что случилось тогда ночью?
Мне просто мерзко обсуждать с ней это. Вываливать тонны грязи и заставлять с этим мириться. Может все уже неважно и есть шанс похоронить под пеплом. Так и оставить случайностью. Делаю выбор в пользу последнего. Выбеливая себя в ее глазах. Пусть смотрит так всегда, не замечая кровь на моих руках. Это того стоит. Аргументирую фактами из официального расследования. Отсекая тот кусок, что Суворов был уже мертв на момент взрыва.
— Значит, Арины больше нет? — с дрожью в голосе, теряет весь боевой
— Да. И не скажу что мне жаль, — по обычаю подтягиваю к себе и утешаю.
— Не говори так. Она моя сестра и уже не важно, что она сделала. Так не должно было быть. Она. она не виновата. это все просто от одиночества и нелюбви, — тут же придумывает для сестры оправдания.
Я же укрепляюсь в верности своего решения — молчать, стиснув зубы.
Еву даже не отталкивает то, что именно Арина начала эту гонку за наследство. Арина дохуя чего сделала, чтобы лишиться права, быть ее сестрой. И наши моральные принципы в вопросах наказания — расходятся капитально. Для меня всепрощение — неприемлемо.
Невесомое внедрение стервы в зарождающуюся связь, подобно программному вирусу, хавает тонкую прослойку и откидывает туда, где у нас не было шанса.
— Пойдем, — прерываю выписавшееся самоистязание на личике. Не хватало, чтобы она себя начала винить в том, что случилось. От Евы, с ее человеколюбием, этого можно ожидать вполне реально.
Достав из заднего кармана брюк телефон. Разблокирую и открыв папку, где хранятся голосовые, протягиваю ей.
— Зачем?
— Послушай. Надеюсь, потом у тебя не останется вопросов, относительно моих чувств.
Достаю из шкафа первую попавшуюся рубашку и прикрываю ее обнаженные плечи. Ева просунув руки, не выпуская телефон, ждет, когда я застегну несколько пуговиц. Убираю влажное полотенце, стараясь не притрагиваться к ней.
Прикрыв дверь, ухожу. Оставляю ее, внимать моей, по большому счету, бредовой исповеди.
Сто двадцать одно неотправленное сообщение. Все ощущения от прожитого без нее дня. О том, что испытываю, вглядываясь в ее фото из ленты и не имея возможности касаться. Расписано и разложено со всеми оттенками раздирающих эмоций.
Никогда не был настолько уязвим. Вывернутую изнанку, режет калеными лезвиями.
Мать вашу.
Разъедаюсь сомнениями — вдруг не поймет. Или ей не понравится. Или хер знает, что в этой неведомой мне области — отношений, может пойти не так.
Как параноик в маниакальном приступе несколько часов провожу, уставившись в темноту. Тело настолько сковано напряжением, словно стою намертво в ледяной глыбе.
Как только первая полоска рассвета маячит на горизонте. Слышу тихие шаги босых ножек за спиной. Ева ласково, но с пульсирующей страстью на кончиках пальцев, прижимается сзади.
Размораживает как Герда Кая. Выдавая теплое дыхание так точно в цель. Согревает через несколько слоев эпителия, мышц, костей, подобно дефибриллятору, бьет волнами тока, в надрывно сжимающийся орган.
— Ты так глубоко… даже представить себе не могла. У меня, то же самое. Я так же..- от захлестнувшего волнения, выдает рваные формулировки, но я понимаю, что прожили все эти месяцы идентично. — Я психологу врала, что тебя нет. Думала, получится быстрее забыть, если говорить это вслух.
— Кардинальный подход. Есть еще лоботомия, — посмеиваюсь, прикрывая глаза, от какого-то странного жжения под веками. Растираю переносицу, сваливая сопливые трепыхания на недосып и чрезмерно проявляющуюся чувствительность рядом с Евой.