Бабочка на запястье
Шрифт:
— Помогите! — тонко всхлипываю и запускаю слезные железы мощным потоком.
Другой подхватывает за талию, когда я, вполне убедительно, сползаю по стене. Ноги в какой-то момент все-таки подводят.
— Авария? Где? — насторожено ровно задает вопрос.
Сглатываю, задерживаю дыхание, а потом поднимаю глаза, наполняя выражением неподдельного ужаса. И в этом состоянии, из правдоподобных версий, только одна.
— Меня похитил больной психопат. Он держит мою сестру и…и. и мой парень он …он. Я не знаю, что он с ним сделает. Помогите. пожалуйста. там
Легкие вниз. Моментально начинаю задыхаться. Сердце туда же и пальцы немеют при оттоке крови.
— Гм. И что ты предлагаешь? Поверить на слово и ехать за тобой? — от такого заявления я и вовсе теряюсь.
— Но вы же должны мне помочь, — так трудно себя контролировать, что просто сдираю горло отчаянием.
— Конечно, поможем. Отвезем в отдел. Напишешь заявление. Кто. Где. При каких обстоятельствах… — усаживается так, что без сомнений, будет перечислять до утра.
— Вы не понимаете, что времени совсем нет, — прерываю и вцепившись руками в спинку стула, стремлюсь воззвать к состраданию судорожными всхлипами.
— Вань, да давай смотаемся. Если не врет, по рации своих дернем. Жалко девчонку Смотри вон, она как белочка под кустом, вся трясется, — вступается его напарник.
— Костян, с твоей жалостью, однажды перо в бок схлопочем, — шумно вздыхает и делает глоток, — Лады, кофе допью и поедем. Жди в своей машине, — кивает мне, неделикатно выпроваживая.
Я не бунтую, покорно возвращаюсь в салон. Открываю бардачок и убираю пистолет в широкий карман шубки. Очень надеюсь, что не пригодится. Да и вся моя импровизация весьма сомнительна, но выхода то у меня нет.
Живот ноет спазмом от разыгравшегося смятения. Я не хочу, но оно проникает и расползается по мне. Скручиваюсь и жму руль, пришептывая молитвы.
Плохой и хороший полицейский выходят. Костя садится на пассажирское сиденье, одаривая ободряющей улыбкой. Я всем своим видом транслирую страдания. Срок моей эмоциональной выдержки заканчивается. Руки трясутся, пока пытаюсь вставить ключ и завести двигатель.
— Может, я поведу? — мягко перехватывает и тормозит мой кистевой тремор.
Шепчу какое-то бессвязное согласие. Гейзер всех моих фобий вырывается липкой испариной, а потом отпускает, остудившись морозом, пока обегаю машину.
— Константин, — представляется, как только трогаемся с места.
— Ева.
— Красивое имя, а теперь рассказывай, Ева, что у вас там произошло.
Костя выглядит как монолитный памятник, это внушает некое спокойствие. Вопросы задает вкрадчиво. Не перебивает, когда отвечаю. Формирую относительно внятную ложь. Если выдам случившийся треш без цензуры, они просто — напросто, отвезут меня в психушку. Закончив доклад, называю точные координаты. Начинаю всматриваться в стекло и по привычке сползаю в раздумья, теряя нить разговора, пока окончательно не замолкаю до конца пути.
Все так сложно. И нет ни каких правил. Вавилов готов пожертвовать
Разве так ведут себя со случайной любовницей?
Я трушу во всем, но в отношении чувств — гораздо смелее. И с легкостью себе признаюсь, что люблю его. Не путаю с элементарной благодарностью и внутренним замешательством, подменой каких-то понятий.
Это любовь. Сепарированная от всех других эмоций. Чувствуется иначе. Ярче и осознанней, пока не могу определиться с оттенками. Только уверенность в том что испытываю. Именно она, как страховка, не дает сорваться вниз. Держит в целости, залечивая кровавые трещины на душе. Собирает и клеит по новой.
Если он пойдет навстречу. Приму то, чем он занимается, и его прошлое меня не отпугнет. По — настоящему страшно наткнуться на его холодное равнодушие. А о том, что я опоздала, не могу думать. Встряхиваюсь, словно затянувши носом могильный холод из свежей земли на кладбище. И с ходу пронимает той самой парализующей болью потери.
Нет. Нет. Нет. Все не так.
Талдычу и убеждаю подсознание. Резкая остановка не дает разрастаться преддверию. Успеваю себе внушить, что шестое чувство мне не присуще.
Полицейские переговариваются за моей спиной. Треск рации, механический голос в ответ. Почти не слышу и еще меньше понимаю, концентрируясь на незначительных деталях. Заиндевевшая травка под ногами, прикрытая тонким слоем снега. Черный метал ворот, поблескивающий в ночном мраке.
Еще несколько бесконечных минут, пока до меня не доходит, что пахнет дымом. Широко раскрытыми глазами, смотрю как над верхушками деревьев полыхает пламя.
Напрягаю корпус, вылетая из ледяного застоя. Бегу в приоткрытую калитку так быстро, что тишина свистит, смешиваясь с хрустом.
Позади мне что-то кричат. Тяжелые шаги следом. Кровь настолько переполняется кипучей смолой, что затягивает чернотой глаза. Я даже не разбираю, как врываюсь в самый эпицентр пожара. Не различаю резкого перепада температуры онемевшим от ужаса телом.
— Даамир. Дамир!! — ору в исступлении.
Он не отвечает. Гул в ушах становится невыносимо крепким, как будто сотни церковных органов зазвучали в раз и размножились, отлетая с акустикой от полируемых огнем стен.
— Дамир!! — Срываю голос, оставляя в дыму часть легких при кашле.
Не прекращаю, выдыхаю уже с хрипом…
— Дамир.
Потом становится невыразимо легко, под клубами едкого дыма и жарева, как из печи. Даже уютно. С облегчением делаю последний глоток гари, безвольно стекаю на пол и погружаюсь в безмятежный сон.
глава 56
Четыре месяца спустя. Питер.
Тонкий звук таймера мелодично врывается в тишину, оповещая, что сеанс закончен. Замолкаю, распахиваю глаза и возвращаясь в свою прежнюю атмосферу, но как раньше уже не будет. НИ — КО — ГДА.