Бабочка в янтаре

Руднев Александр Викторович

– Очень даже ничего!

Банальная фраза прозвучала в ее исполнении как невероятный комплимент. Астахов усадил ее на кровать и принялся возиться в шкафу, где стояли напитки. Мила обхватила себя руками, словно озябла, смущенно поглядывая на него.

Вскоре он разобрался с посудой, фруктами и вином, и они, увлеченные друг другом вновь болтали о всякой всячине без умолка. В какой-то момент Егор начал терять нить разговора, чувствуя ужасную усталость. Глаза слипались. Он не помнит, когда такое было - уснуть рядом с роскошной женщиной. Позорище!!! Пожалуй, это была его последняя мысль перед тем как отключиться.

Когда

он открыл глаза, свет заслоняло чье-то широкое лицо. Егор не сразу узнал главного полицейского, склонившегося над ним. Поначалу он решил, что еще находится по ту сторону сознания, однако неприятный запах изо рта этого верзилы в форме определенно говорил, что это не сон.

– Кажется, проснулся, - голос больно резанул по ушам.

Только сейчас Астахов понял, что вокруг много людей, ходивших по его комнате, и глазевших вокруг. Память с трудом вернула его к девушке и прекрасному вечеру, от которого во рту остался странный вяжущий вкус. Язык наотрез отказывался слушаться, и Егор поморщился.

Он лежал в одних плавках на кровати и пытался сообразить, что же все-таки происходит. Попытка приподняться не удалась, и, тряхнув головой, он застонал. В глазах все стало расплываться. Рядом ощутил какое-то движение, и ему поставили укол в руку. Через пару минут сознание прояснилось. Он с помощью одного из полицейских сел на кровати и огляделся.

– Что вы здесь делаете?
– пробормотал Егор, заметив в дверях Ковача.

Но тот с презрением посмотрел на него и вышел, позвав за собой старшего. Из коридора донеслось что-то вроде "везите его в управление".

– Что происходит, в конце концов?
– почти закричал Астахов, с трудом сдерживая дыхание.

На мгновение все замерли, удостоив его секундным вниманием, но потом снова, как ни в чем не бывало, занялись своими делами. Вся эта возня была похожа на осмотр места преступления. Преступления?! Спина похолодела. А где девушка? Может быть, с ней что-то? Гадал он, замечая на себе укоряющие и даже злобные взгляды полицейских.

– Меня зовут Саймон Лоу, я судебный следователь, - раздался голос из-за спины, принадлежавший худощавому с землистым цветом лица мужчине с залысинами.
– Пройдемте со мной.

Мужчина говорил совершенно спокойно, отчетливо и гулко. Наверняка, ни у кого и мысли не возникало не подчиниться такому голосу. Чем ближе Егор неуверенным шагом подходил к душевой кабине, тем холоднее становилась спина.

– Вы знаете ее?

Следователь широким хлестким движением отодвинул матовую шторку. Чтобы не упасть, Егор оперся на стену. Боже! Обнаженная девушка лежала навзничь в темно-красной луже с раной в левой части груди. Взглянув в ее открытые замутненные мертвые глаза, Астахов отвернулся. Его начало рвать прямо на пол. За спиной кто-то угрюмо сказал.

– Небось, когда убивал, не блевал, сволочь!

Его подвели к раковине и сунули голову под струю ледяной воды.

– Все! Хватит!

Егор поискал глазами того, кто это сказал, но все смотрели на него с одинаковым отвращением.

– Никого я не убивал! Эту девушку я знаю под именем Мила. Мы познакомились с ней вчера в кафе...
– он не узнавал свой голос.

– Как Вы можете это все объяснить?
– невозмутимо спросил Лоу.

Егор растерянно посмотрел на следователя и обхватил голову руками.

– Не знаю.

Помещения для задержанных располагались на самом нижнем пятнадцатом уровне одного из подземных строений

неподалеку от префектуры. В комнате стояла кровать, стол и стул. Был еще монитор в углу, по которому непрерывно с повторами шла текстовая информация о правилах поведения в изоляторе. Центр комнаты был очерчен желтой полосой, а по периметру вдоль стен шла красная. С электронным браслетом на ноге выход за красную линию вызывал реакцию устройства, и тысячи невидимых иголок впивались в плоть в поисках нервных окончаний. Сигнал передавался на болевые точки всего тела, и шок мгновенно сковывал все движения, делая из заключенного абсолютно неподвижное бревно, корчащееся от боли. Егор знал, что попытка снять браслет приведет примерно к такому же результату.

Уставившись невидящим взглядом в потолок, он лежал на кровати в ожидании допроса. Мысли хаотично роем носились в затуманенном сознании, наотрез отказываясь выстроится хоть в какое-нибудь подобие порядка. Паскудность ситуации была еще и в том, что ему недоступна теперь связь с Галилеей, поскольку, как ему объяснили, подследственные лишаются всех свобод, в том числе и права на импульсную связь.

Терзания по поводу собственной беспомощности перед чем-то неподвластным и непонятным окончательно доконали его загнанный в угол рассудок. Мозг время от времени угасал, теряя ощущение реальности и погружаясь в мир грез, а затем в отчаянии закипал с новой силой, которой хватало ненадолго, и все повторялось снова. Пожалуй, только одна отчетливая мысль настойчиво сверлила его изнутри, вызывая ноющую боль в районе грудной клетки, заставляя порой задыхаться от бессильной ярости. Зачем было убивать эту девочку, которой еще жить и жить?

Впервые Егор увидел смерть в пятнадцать лет, когда во время пожара в одном из жилых комплексов их сектора погибла семья - родители и пятилетний ребенок. Они задохнулись продуктами горения. Вместе со сверстниками он тогда ходил смотреть на посиневшие обгоревшие тела, после чего несколько дней мучился ночными кошмарами.

Затем покойников Егор видел еще не раз, но реагировал уже спокойнее, поймав однажды себя на мысли, что со временем стал более безразличен к чужой смерти. С какой-то необъяснимой подростковой бравадой он понимал, что преодолел незримую черту, после которой мертвое тело воспринимается не более чем органические соединения, подверженные разложению, считая такое рациональное отношение к усопшим необходимым условием взросления.

Так уж случилось, что не приходилось Астахову терять близких людей, да и некого, по сути, было терять. Друзей не приобрел, родителей не знал, девушки, и те долго не задерживались.

Когда же он увидел Милу там, в душевой, ему почудилось, что это он сам обескровленный лежит в липкой подсыхающей луже и смотрит в реальный мир откуда-то извне. И пустота! Бесконечная, жуткая, неживая. Словно оторвалась часть его самого и безвозвратно упала в зияющую под ногами бездну.

Как бы то ни было, но он теперь главный подозреваемый. Да еще и в полном неведении. Перебирая возможные варианты объяснений, Астахов, стараясь подавить подступающее отчаяние, понимал, что его злоключения, связанные с компанией "Фобос" имеют свое неизбежное и преотвратительное продолжение. Вся эта история с убийством, наверняка, рассчитана на то, чтобы вывести его из игры и запугать. Между тем, мысль о том, что его с легкостью признают виновным, уже давно назойливо скребущая мозг, казалась теперь не такой уж абсурдной.