Бабушкины янтари
Шрифт:
Не поделился барин. Съел все подчистую и крошки на землю смахнул. «Ну и шут с тобой, — думает мужик. — Ты со мной так, ну и я тебе больно-то уважать не стану». И говорит:
— Теперь иди-ка, барин, в шалаш, ложись и отдыхай. А я на минутку до лесочка добегу, мне там кое-что обглядеть надо.
— Беги, — говорит барин. Лег он и тут же уснул.
А мужик в лес пошел. Подыскал он там подходящую липку, надрал с нее лыка, сел поблизости на пенек и стук-стук, стук-постук — сплел на скорую руку лапти. Подобулся он в новые лапотки, а бариновы сапоги в свою сумку затискал.
Пришел он в шалаш, полежал немного и стал барина
— Вставай, барин! Заря занимается, тут нам и самая охота будет.
Поднялся барин, глядит на мужика:
— Да ты в новой обуви! Где же это ты купил?
Вздохнул мужик и говорит:
— Эх, барин, это я не купил, а пришлось выменять. Ведь какое дело-то получилось: иду я это лесом, а навстречу мне знакомый медведь. Он мне, как водится: «Здорово, Степан Степаныч?» А я ему: «Здорово, Михаила Иваныч!» — «Какие, говорит, на тебе сапожки нарядные. Вот бы мне такие!» Мне бы промолчать, а я ему: «Нарядные, да больно неудобные — все ноги я в них отбил». Он и обрадовался: «Ну, говорит, коли они тебе неудобные, так давай сменяемся». И подает мне вот эти самые лапти. Ну мне куда же деваться? Хоть и хороший знакомый, а все ж таки медведь. «Как бы, думаю, какого греха не вышло?» Ну и сменял. Да и шут с ними, с этими сапогами! Мне ведь и вправду с непривычки-то в них жестковато показалось — набил ноги.
Барин был не дурак. Он эту мужикову рассказку так понял: «Значит, хочет мои сапоги у себя оставить. Ну ладно, пусть пользуется. Все равно они мне маловаты». И говорит он мужику:
— Что же ты с медведя-то придачи не спросил? Мена получилась не ровная — что лапти, а что сапоги — ведь всё же разница.
А мужик ему:
— Придача, барин, была! Хорошая! Он меня медком угостил: «Ешь, говорит, Степан Степаныч, сколько душа хочет». А я и рад — поел сладенького досыта. Мне это в охотку. А то, ты ведь сам видал, у меня только и было с собой — хлебушка кусок. Хотел я, барин, и тебе медку принести, да кружку с собой не захватил. И у него, как на грех, подходящей посудки не случилось.
Понял барин и эту мужикову басню. Ну да что прошло, того не воротишь — ветчинка-то уже съедена…
На Дальнем болоте хорошо они поохотились: барин еще трех уток взял, а мужик еще семь. С тем они и домой отправились.
Шли-шли, дошли до росстани, — барину дорога вправо — в усадьбу, а мужику влево — на село. Мужик остановился и говорит:
— Мне перед тобой, барин, неудобно: когда мы обувкой менялись, я тебе придачи-то не дал. Возьми у меня четыре уточки и — в расчете будем.
Барин уток взял, даже «спасибо» сказал. Сапоги ему что — у него другие есть, да еще и не одни. А вот охотничья добыча — другое дело. Шутка сказать — десять уток домой принесет! Будет чем похвалиться.
Прошло времени много ли, мало ли.
Однажды в праздник поехал барин в гости к своим знакомым. Едет он селом, а мужик ему навстречу идет. В сапогах!
Остановил барин лошадь, говорит:
— Здравствуй, Степан Степаныч! Как же это так — ведь ты сапоги-то медведю променял?
Мужик вздохнул и головой покрутил:
— Кабы ты знал, барин, сколько мне с ними канители было! Не прошло с того дня и недели, слышу однажды ночью — кто-то по стеклу царапает. «Что, думаю, такое?» И — к окошку. Глядь, а там этот мой знакомый медведь стоит. Я ему: «Мишенька! Что ты делаешь — зачем в село пришел? Ну-ка люди услышат? Ведь убить тебя могут». А он мне:
Посмеялся барин и говорит:
— Ну ты в карман за словом не лазишь! Ловко всё поворачиваешь.
А мужик на это:
— Да ведь знаешь, барин, с ними, с медведями-то, иначе и нельзя. Необразованные! Ему не намекни, он сам-то и не догадается.
Как нужда от старика отказалась
Старик со старухой жили, как все равно таракан с мухой — старик день и ночь на печке в теплом местечке лежит да лежит, а старуха, как муха, все жужжит да жужжит.
Жили они поживали, не столько наживали, сколько проживали. В былое-то время старика знали за доброго пахаря. А старуха жала — говорили: «Таких мало!» Молоды были — работящими слыли. А как состарились, так и открестьянились — силен-ки-то не стало. Была у них лошадь Карюха, свели на базар, продали, а деньги прожили. Была корова. Рыжонкой звали, и эту продали, а деньжонки туда-сюда размотали.
И дожили старик со старухой до такого времечка, что есть им пришлось помаленечку, а потом и вовсе с утра до вечера куснуть нечего.
А старик все лежит. А старуха все жужжит:
— Ступай, старик, в люди, мучицы займи. Хоть блины испечем.
А старик:
— Не дадут нипочем. Знают, что мы долг отдать не в состоянии.
Все же доняла его старуха. Вот он с печки слез, подтянул пустой живот пояском потуже и пошел муки занимать.
Приходит он к богатому мужику, просит мучицы взаймы или хоть хлебца кусок. А богатый говорит:
— Не то что кусок, дал бы целый пирог, да больно у тебя лоб широк. Поди-ка, поработай.
А старику какая работа, он обессилел, ему бы только поесть да на печку залезть.
Пошел он к бедному мужику. Объясняет — так и так, есть вовсе нечего:
— Дай хоть хлебца на ужин.
Бедный мужик полкаравая дал, головой покачал и спрашивает:
— Да ведь вы все вроде ничего жили? Как же это ты до такого положения дошел?
Вздохнул старик и говорит:
— Да ведь как, милый, дошел — нужда довела. А Нужда-то как раз в этом доме жила, у самого этого бедного мужика. Семья у него была большая, ребятишки малые, ну и, конечно, сколько он ни работает, сколько он ни заработает, всё у него нехватки да недостатки. Как говорится: «Один с сошкой, а семеро с ложкой». А для Нужды такое положение самое подходящее дело, тут она и прижилась, никак мужик от нее не отобьется.
Вот услыхала Нужда, что старик на нее жалуется, как она вскочила, встала посреди избы да начала руками махать, старика пробирать да конфузить. Уж так-то она его бранила, так-то корила:
— Как тебе, старый, не стыдно, да и как тебе не совестно! На старости лет врать учишься! Да разве ты через меня без хлеба мучишься? Да я тебя еще в глаза не видала и, какой ты есть житель, слыхом не слыхала. Я к тебе не ходила и ни до чего тебя не доводила. Ты, старый греховодник, по людям-то не ходи да на Нужду напраслину не наводи. Не знаю я тебя, и знать не хочу!