Бабы

Семенов Сергей

– - Можно, отчего же!..

– - Ну, вот так-то, -- все смеясь, сказала Сидора, -- а то работали все лето вместе, а погулять ни разу не пришлось.

– - Давай погуляем, -- заражаясь ее весельем и чувствуя, что только что нашедшее на него состояние опять исчезло, сказал Влас и велел подать им чаю.

– - А холодное что кушаете?
– - спросил Иван.

– - Есть грех.

– - Так давай прежде холодненького!

Солдат в свою очередь постучал и приказал подать бутылку водки.

– - С кого начинать?
– - спросил солдат, когда водку

подали.

– - А вот с нее, -- нежно глядя на Сидору, сказал Влас, -- как, значит, она, так и мы.

– - Ну, смотри!
– - сказала Сидора и выпила весь стакан.

Когда выпили эту бутылку, другую спросил Влас. Опорожнили и эту, Влас спросил третью. Пили все поровну, и все захмелели. Все говорили, стараясь что-то сообщить друг другу, но понимать сообщаемое никто не был способен, поэтому все слова шли в воздух. Солдат то и дело повторял:

– - Это я в полку солдат, а тут я енерал-фидьмаршал, -- и, хватая пробегавшего полового, он останавливал его и велел вытягиваться перед собой во фронт.

– - Кавалер, кавалер, одно слово!
– - лепетал заплетающимся языком Влас.
– - Ты кавалер, а жена твоя кавалерша. Тоись такая она работница, одно слово -- золото, а не человек! Так, что ли, Сидора?

– - Ничего я не знаю, -- говорила Сидора, вздыхая и раскрасневшись, с умилением глядя на своего Ивана.

– - Что ты на него глядишь? Ты на меня гляди!
– - беря ее за руку, кричал Влас.
– - Я тебя хвалю и всегда хвалить буду.

– - А ты говори: рада стараться!.. Дура, -- поучал жену Иван.

– - Она и старается: если бы она была моя хозяйка, а не работница, я бы в три раза лучше жил… Вот ей-богу!..

– - Так ты прибавь ей… прибавь ей на платье, коль доволен!

– - Прибавить, отчего ж? Сколько хочешь; мне все равно, хоть пять, хоть десять рублей. Вот они, деньги-то!..

Влас вынул кошелек и достал из него две монеты.

– - Вот оно, золото-то! Хошь, подарю?.. А?.. Хошь?..

Сидора молчала. Прислонившись к мужу, она забыла все на свете.

– - Хошь, озолочу, спрашиваю?
– - бормотал Влас и опустил золотые на дно винного стакана; налил его водкой и поставил перед Сидорой.

– - Пей и пользуйся, слышь!

Сидора отрицательно замотала головой.

– - Пей, дура!
– - сказал ей Иван.
– - Хошь, я помогу.
– - Он взял стакан, отпил из него половину и поставил остатки перед женой.

– - Остатки-то сладки, попробуй!

Сидора выпила водку, опрокинула стакан, взяла в руку золотые и проговорила:

– - Куда ж мне их?

– - Давай я спрячу, -- сказал Иван, -- а там отдам.

Он достал из кармана кошелек, положил туда деньги и проговорил, обращаясь к жене:

– - Ну, теперь благодари!

– - Покорничи благодарим, -- проговорила Сидора и протянула Власу руку.

– - Не так, в губы, дура!
– - поучал муж жену.

Сидора поцеловала Власа в губы. Влас, оторвавшись от Сидоры, изо всей силы застучал чайником и необыкновенным голосом крикнул:

– - Эй, еще водки, закуски подавай!..

X V II

Александра

на два праздника отпросилась домой, и Иринья была одна с ребятами. День прошел; наступил вечер. Власа из города все не было. Иринья то и дело выходила из избы, поглядывала, не едет ли муж. Влас не ехал. Все соседи уж приехали; Иринья пошла спрашивать про него у одного мужика.

– - Не видал ли ты моего там в городе-то?
– - спросила Иринья.

– - Видал.

– - Продал он семя-то?

– - Давно продал.

– - Что же он там шьется-то?

– - В канпанию попал, ну и загулял. Ты бы поглядела, какая канпания-то: работница ваша прежняя, муж ее -- кутят разлюли-малина; весь стол бутылками уставлен, колбаса на закуску, сухари.

– - Что же он, пьяный?

– - Лыка не вяжет.

Иринья почувствовала, как около глаз закололо и в них пошли круги.

– - Пес он страмной!..
– - пролепетала она и, заливаясь слезами, пошла ко двору.

Дома она обхватила в охапку ребятишек и стала выть в голос. Она плакала с причитаньями, и из этих причитаний можно было разобрать, на что она жаловалась перед судьбой. Она вспомнила прежнее безмятежное время и сожалела о нем. Она думала, что оно никогда теперь не воротится, а прошло оно бесследно и безвозвратно. Нашел на нее Касьян-высокос, поглядел на их дом и унес счастие и покой, словно вихорь злой. Погиб ее муж, добрый и ласковый, радетель для жены и детей; пропал их поилец-кормилец на вечный век. Придется ей теперь горе мыкать да кукушкой куковать.

Ребятишки тоже плакали. Дунька ревела во весь голос, а Мишутка пробовал уговаривать мать. Иринья охрипла от плача; голос ее пересел; глаза опухли, -- тогда только перестала она.

Был уж вечер. Иринья приготовила на ночь воды, принесла дров и опять пошла поглядеть на выгон мужа. Она долго стояла за околицей, прислушиваясь, и понемногу ее слух стал различать, что где-то гремела телега. Давно уж смерклось; разглядеть, где едут, было нельзя. Иринья решила ждать. Если едет не Влас, то она и у этого спросит про него. Подвода приближалась. Лошадь бежала полной рысью и уж была недалеко от села. Вот понемногу вырисовалась дуга, потом голова лошади; лошадь была их. Сердце у Ириньи забилось; она перегородила лошади дорогу, остановила ее и заглянула в телегу.

В телеге на мешках лежал Влас, свернувшись в комок. Он крепко спал, и от него несло перегорелой водкой. Иринья взяла вожжи, села на грядку и тронула коня.

Подъехавши ко двору, Иринья соскочила с телеги и стала выпрягать лошадь. Потом она растолкала Власа и стала стаскивать его с телеги.

– - Сидора, Сидора… -- бормотал Влас.

– - Сидора! Арапником хорошим тебе Сидору-то задать, вот ты будешь знать, -- ах ты, беспутная твоя голова!

Она дернула его. Влас торчком ткнулся в землю, тотчас же поднялся на четвереньки и хотел было встать на ноги. Иринья подхватила его под руки и потащила домой.