Bad idea
Шрифт:
– Как долго ты здесь сидишь? – Он не выполняет мои просьбы, я не буду отвечать на его вопросы. Переворачиваю страницу. И не важно, что я ее не прочитала. Главное создать видимость заинтересованного читателя и может быть тогда Том оставит меня.
– Как долго ты здесь сидишь, я спрашиваю? – бесцеремонный наглец подходит ко мне и садится на корточки прямо передо мной. По-хамски, но без желания причинить боль, хватает меня за лицо и заставляет смотреть в его шоколадные глаза. Наши лица оказываются на одном уровне. Губы в губы. Глаза в глаза. Его темно-карие, как кофейные зерна. Волевые и стойкие. И мои голубые как безоблачное небо и прозрачное, как горное
– С самого начала, – отвечаю на заданный вопрос после минутного забвения. Я ничем не лучше остальных девчонок, потерявших голову от Харда. Думала, что обладаю иммунитетом против влечения к таким парням. Правда же заключалась в том, что я никогда не попадала в зону видимости Харда и его мужские флюиды успешно обходили меня стороной. Сейчас мы буквально в миллиметре друг от друга и я нахожу его кудряшки очень милыми.
– С начала чего? – Том отстраняется и пружинит на корточках. Мои односложные ответы его убивают. Я вижу, как он борется с раздражением и желваки на челюсти ходят ходуном от напряжения. Британец буквально опустился до моего уровня, чтобы выяснить какие секретики мне удалось выведать, пока я строила из себя невинную овечку и была свидетельницей их не сложившейся близости.
– С того самого момента, как твоя подружка полезла к тебе в штаны, её там что-то разочаровало, и она начала называть тебя Томми, – сдержанно прыскаю от смеха прямо на книгу. Фицджеральд был бы мной недоволен. Я заплевала его историю своими слюнями. – И я даже не знаю, смеяться над твоим прозвищем, которым тебя наградила твоя подружка или печалится тому, что у тебя не встает? – Мне что жить надоело? Бросаться такими обвинениями в лицо Харду.
Я отползаю на безопасное расстояние от парализованного и сбитого с толку моими словами Тома. Хард закрывает глаза и трясет головой. Очевидно, рассчитывает, что я растворюсь как страшный сон. Открывает свои бездонные омуты и смотрит на меня в упор. Я никуда не делась и Харда это не устраивает. Криво улыбаюсь, пытаясь сгладить обстановку.
– Эта ситуация как твой способ прощения передо мной за случившееся в коридоре.
Том высокомерно хмыкает и гордо выпрямляется, презрительно разглядывая меня на полу. Как нечто что-то незначительное и отнимающее его драгоценное время. Мне становится противно и тошно.
– Мне не нужно твое прощение.
– Всем оно нужно. Особенно таким мальчикам, как ты, Хард, – он готов испепелить меня на месте и закончить моё существование, мешающее его распланированной жизни секс-гуру. Но что-то во взгляде его глубоких омутов мелькает. Что это? Печаль? Тоска? Или очередная уловка для таких впечатлительных девушек как я?
Томас зачесывает свои непослушные пряди волос пятерней и уже собирается уйти, оставив меня в покое. Однако что-то привлекает его внимание, Хард целенаправленно меняет направление и идет прямо на меня. Я съеживаюсь от страха и зажмуриваюсь. Но Том подбирает с пола моё расписание на этот семестр, так не кстати выпавшее из рюкзака, и бегло просматривает.
– Что это? – он держит расписание перед моим лицом и тычет пальцем в последнюю строчку.
– Мой новый факультатив.
– Живопись? – удивленный выкрик Харда разлетается по всей библиотеке. Сейчас все посетители будут знать, что я веду тайную беседу с главным университетским ловеласом. Хотела внимания, Майя?
– Ты ни хрена не разбираешься в искусстве, – обворожительная улыбка скачет на губах Томаса, а когда истинное значение интересного открытия настигает его, Хард меняется в лице и тень мальчишеского наслаждения застывает на всегда суровых чертах. Так выглядит человек, открывший для себя тайну века и обдумывающий как ее использовать.
– Будешь ходить на спецкурс, в котором ни черта не смыслишь, – Томас говорит вдумчиво и вкрадчиво, подбирая каждое слово и явно представляя у себя в голове мой провал. – И все будут ждать от зубрилы Беркли новых успехов, – кареглазый черт садится на корточки и, если бы не его раздражающий тон с правдой в каждом слове, я сочла бы улыбку Тома заразительной и милой, – а ты конкретно облажаешься! – гортанный смех вырывается из груди Харда. Он учтиво прикрывает рот рукой, извиняясь за проявленную бестактность. Хорошо если увесистые тома с книжных полок свалились бы на кучерявую голову этого мучителя. Но Хард прав… да обрушатся еще и небеса мне на голову за мои слова. Если мне что-то и не подвластно, так это живопись. Я не умею рисовать простые вещи, что и говорить о полноценных экспозициях.
На своём первом занятии я нарисую черный крест на белом полотне и буду молиться, чтобы никто не замечал моего присутствия в мастерской.
– Почту за честь увидеть твой позор лично, – Томас трогает костяшками пальцев меня за лицо и почти снисходительно улыбается. Отбрасываю его руку и сверлю негодующим взглядом. Хард высокомерно хмыкает и перешагивает через меня, специально пиная ногой мой бедный блокнот, пострадавший в коридоре. Записная книжка в красном переплете отлетает в сторону и скользит по лакированному паркету, останавливаясь в главном проходе у всех на виду.
– Второй раз за день. Я такой неуклюжий.
Голос Харда звучит почти разочарованно. И ему почти жаль, но смеющиеся карие глаза моего издевателя выдают его истинное отношение.
Я вскакиваю на ноги, захватив свой рюкзак и вылетаю из-за книжного стеллажа как шквальный вихрь, готовый уничтожить всё на своем пути. Настигаю Харда и резко дергаю его за руку. Останавливаю и разворачиваю. По библиотеке проносится оглушающая тишина. Встревоженные студенты боятся вздохнуть. Вторая драма за день.
Моя вседозволенность переходит все границы. Багровый от злости Том с отвращением смотрит на мою руку, намертво вцепившуюся в его запястье. Я не собираюсь отпускать. Пусть хоть дыру прожжёт.
– Подними, – цежу сквозь сжатые зубы дрожащими губами и бросаю многозначительный взгляд на свой блокнот. – В противном случае, я прославлю тебя на весь университет милым прозвищем и потерянной способностью в сексуальных делах. – Расслабляюсь и опускаю плечи. На один шаг подхожу к Харду, оставляя между нашими напряженными телами расстояние в жалкий миллиметр. Знакомый запах его парфюма снова бьёт в нос. От него приятно пахнет.
– В лучшем случае, тебя засмеют. В худшем, забудут о твоем существовании. – Склоняю голову набок и мои волосы подпрыгивают на плечах. На секунду мне даже кажется, что он… любуется мной? Какие глупости.
Отпускаю его руку, предоставляя возможность выбора. Несколько секунд Хард медлит, обдумывая мои угрозы. Я могу распсиховаться на его глазах и растрезвонить на весь университет о детском прозвище брутального и дерзкого Томаса Харда. А могу бездействовать. Кареглазому черту не узнать, что творится в моей гениальной головушке. Я просто хочу, чтобы он отвечал за свои поступки. Даже за мелкие, невинные проступки.