Bad idea
Шрифт:
– Она девственница, – Брэд понижает голос до загадочного шёпота, словно готовится раскрыть тайну века или поведать о местонахождении клада. Но университетская девственница действительно клад и трофей для парней.
Я стыдливо краснею и прикладываю вспотевшие ладошки к щекам. Меня бросает в пот, и одежда отвратительно прилипает к влажному телу. Провожу рукой по шее, стирая капли пота и перекидываю волосы на правое плечо. Господи, что я делаю? Привлекаю к себе еще больше внимания?
– Ты, блядь, откуда знаешь? – Хард давится слюной. Он впивается в меня взглядом, и я чувствую, как тело простреливает невидимым импульсом. Возмутительная роскошь
– У меня нюх на такие дела, – Брэд откидывается на спинку стула и довольно скалится своему профессионализму распознавать нетронутых девчонок. – От них веет скромностью и застенчивостью, а в глубине души каждая мечтает, чтобы её хорошенько отодрали в грязном туалете, – он хихикает как гиена и ловит несколько флиртующих взглядов девушек за соседним столиком.
У меня сводит живот от рвотных спазмов и подкатывает ком к горлу. Хочется вскочить с места и набить этому похотливому козлу морду за всех девушек, с которыми они делали то, что планируют сделать со мной. Своим поступком я обязана сорвать или бурные овации, поддерживающих меня девушек, если такие вообще остались или окончательное презрение.
– Спорим, она тебе не даст? – азартная улыбка заядлого игрока и профессионального спорщика отплясывает на губах Брэда. У меня чешутся руки от желания стереть эту поганую ухмылку с лица Вудли.
– На что? – Том заинтриговано смотрит на друга, а я перестаю дышать. Лишить девушку девственности – это спортивный и выгодный интерес.
– На мою тачку. Выиграешь и она твоя.
– Идёт! – Хард и Брэд обмениваются рукопожатиями, но прежде чем Адам «разбивает» спор, Брэд добавляет: – Если проиграешь, я забираю твой мотоцикл, – Томас остаётся хладнокровен, а спор вступает в силу.
Хард встаёт из-за стола и целенаправленно направляется ко мне. Брюнет без интереса, неохотно, словно движение глаз причиняет ему боль и дается с трудом, смотрит на меня. Застывает около обеденного стола, разглядывая как я неподвижно изучаю текст в книге, перечитывая одно и тоже предложение снова и снова, не понимая смысла. Только поднимающиеся и опускающиеся плечи от дыхания подтверждают реальность моего существования. Том демонстративно кашляет и с шумом садится напротив. Я очень благодарна своим распущенным волосам, что скрывают моё лицо.
– Эй, – брюнет принимает свою стандартную позу брутального парня, одной ладонью упирается в ногу в области паха, другую кладёт на стол, игриво постукивая пальцами.
– Чего тебе? – не отрываю глаз от учебника, параллельно записывая нужную информацию.
– Есть разговор. – Нет в мире таких слов, которые помогли бы произнести в слух то, о чем я услышала.
– Мы уже разговаривали в библиотеке и мне не понравилось, – откусываю смачный кусок яблока и сочные брызги сладкого плода долетают до лица Харда.
Томас размеренно выдыхает, контролируя закипающую злость. Из последних сил прикидывается воспитанным мальчиком. Самоконтроль – его слабая сторона. А очень тяжело держать себя в руках, когда перед тобой сидит буквально последняя университетская девственница, которая к тому же может пустить интересные слухи о тебе.
– Мы вместе ходим на историю. – Томас ёрзает на месте, не зная, как подступиться, предчувствуя своё поражение.
– Я
– Еще мы сталкиваемся в коридоре и в библиотеке, – откладываю яблоко и вооружаюсь карандашом, стуча кончиком по верхней губе, а потом лениво покусываю, без интереса наблюдая как самообладание сходит с лица Томаса и сменяется легким, непонятным и новым видом возбуждения, когда от примитивных и наивных заигрываний неугодной тебе девушки что-то явно сжимается внутри и приятно постукивает. Впервые в жизни Хард находится в моей власти, и я ничего для этого не делаю. Ничего из того, к чему привык этот подонок.
– Да, грубо вышло, – он облизывает губы, а испуганные глазенки суетливо бегают из стороны в сторону.
– Ты не умеешь извиняться, да, Хард? – кладу карандаш между книжных страниц и закрываю учебник.
– Не было необходимости.
Огрызок оставляю на столе. В случае неприятных слов Тома в мой адрес, я швырну его брюнету в лицо и опозорю перед всеми второй раз за день. Давай Хард, скажи что-нибудь гадкое! Дай мне повод!
Взгляд Томаса твердеет, и каждая мышцы тела выдает его напряжение, показывая, что он не собирается проигрывать какой-то выскочке, ничего не знающей об удовольствиях, что она обязана доставить ему.
– Ну чего ты хочешь, Хард? – закрываю тетради и складываю их в рюкзак вместе с недоеденным перекусом. Учиться не так интересно и завораживающе, как вести беседу с этим говнюком и делать вид, что ты не удивлена такому внезапному вниманию к своему существованию. – Резкое проявление интереса к моей персоне означает, что тебе от меня что-то нужно, но пристальное наблюдение твоих друзей за нашей беседой и перешёптывания означают, что вы поспорили, – челюсть Харда встречается со столом, и он хлопает ресницами, как глупый и неопытный мальчишка, позабывший, что делать с девушкой в постели, – а я трофей, который нужно завоевать! Ну так вот, – вешаю рюкзак на плечо, встаю, облокачиваюсь на стол и с тихой яростью цежу, – иди на хер, Хард! – достаточно громко, чтобы друзья брюнета расслышали каждое слово, захлопав зенками так же ошалело, как их недоделанный дружок. И совершенно не важно, что несколько секунд назад я сидела и вслушивалась в шокирующую информацию, четко понимая, что приму участие в любом безобразии, предложенном Хардом. Проблема лишь в том, что такие, как он, никогда не просят – они приходят и берут.
Томас бледнеет на глазах, теряет самообладание лишь на мгновение. Сжимает челюсти до скрежета зубов. Желваки ходят ходуном под кожей. Взглядом Том готов испепелить меня, уничтожив любые доказательства его унижения.
В университетском коридоре слишком мало студентов, чтобы бесследно затеряться в толпе. Спешу к выходу, умоляя богов оградить меня от очередных бесед с Хардом.
– Стой! – Том настигает меня около выхода, дёргает за руку и впечатывает в дверь. От удара трясутся стёкла. Кожа на запястье горит от прикосновений брюнета, – мне никто и никогда не отказывает! – горячий шёпот, слетающий с губ Томаса, обжигает огнём. Пристально слежу за каждым движением.