Bad idea
Шрифт:
Я вскакиваю с постели, прижимая ладонь к горящему от боли боку, словно меня только что ударили и красный след от удара пульсирует на коже.
Тарелка с крошками от сэндвичей переворачивается на кровати и крошки высыпаются на простыни. Переключаю свое внимание на устроенный мной беспорядок и схватив тарелку, аккуратно стряхивала крошки обратно в посуду.
– Майя, ты в порядке? – мое поведение пугает Харда, и я слышу это в его настороженном голосе и опасливых движениях, с которыми он откидывает маленькую подушку в сторону, ставит ноутбук на стол и подходит ко мне. Я неподвижно
– Эй, – Томас крепко сжимает мои запястья, а я еще сильнее сжимаю тарелку, глядя прямо перед собой и не видя ничего вокруг, только моменты далекого прошлого, которые клеймом впечатались в сознание.
Отец всегда поднимал на меня руку. Но одно дело в детстве получить шлепок по попе за провинность или шалость, совсем другое терпеть регулярные побои, скрывать синяки и шрамы, и бояться лишний раз вздохнуть, потому что любое незначительное движение причиняет простреливающую боль. Со смертью матери отец обозлился еще сильнее, потому что я всегда была её маленькой версией. Когда мамы не стало, отец словно хотел выбить из меня сходство с матерью ударами своего ремня. Но я нашла способ угождать ему и даже радовать, заставляя отца гордиться дочерью, которая блистает в учебе. Отец всегда восхищался моим умом и сообразительностью, но, когда понял, что я лишаю его причин бить меня, он избрал стратегию дополнительных мотивирующих наказаний. Хвалил меня, а потом бил. Говорил, что я умная и снова бил…
– Куда ты опять спряталась, Майя?
Голос отца звучит так громко и в то же время кажется недосягаемым. Не проникает в моё безопасное место. Достаточно маленькая, чтобы спрятаться под кроватью. И переждать. Я научилась прятаться и ждать. Ждать, когда голос папы смолкнет и утихнут шаги на кухне. Ждать, когда ему надоест охотиться за мной, выискивая по углам. Ждать, когда папа перестанет бить меня за плохие оценки
– Я ведь учил тебя, что нужно нести ответственность за плохое поведение, Майя!
А голос отца только усиливается. Становится громче. И слышится отчетливее. Ближе. Перемешивается со скрипом пола и звуков открывавшейся двери в мою комнатку. Из-под покрывала на кровати, скрывавшего меня от монстра в обличии родного человека, вижу его темно-коричневые ботинки тяжело ступающие по чистому полу. Зажмуриваю глаза и считаю до десяти, но шаги слишком отчетливые и досягаемые, чтобы их не замечать. Пугливо вжимаюсь в пол, поджав кулачки и перестаю дышать. Дыхание выдаст меня, и монстр нападет…
Тарелка раскалывается на две равные половинки, и я неосознанно смотрю на испорченную посуду, не понимая, как смогла разломить блюдце. Я разжимаю руки и два осколка падают на пол вместе с хлебными крошками.
– Майя? – обеспокоенный тон Харда возвращает меня к реальности. Он грубо и требовательно встряхивает меня за плечи, а потом хватает за шею, заставляя посмотреть ему в глаза. И что-то в моем взгляде так пугает Тома, наводя давящую тоску, что он отпускает меня и просто стоит рядом.
– Я
Я снимаю футболку и остаюсь в одном нижнем белье, ерзая и удобнее устраиваясь на кареглазом, чуть выше паха.
Вытеснить плохие воспоминания, причиняющие отравляющую боль, сексом с помощью самого привлекательного парня, лучшее, на что способен мой гениальный ум.
– Потрогай меня… – Хард с трудом сглатывает, а на лбу выступают капельки пота. Я беру его правую руку и устраиваю у себя между ног. Томно и тяжело выдыхаю, когда пальцы Томаса начинают ласкать меня через ткань трусиков, позволяя расслабиться и раствориться в приятных ощущениях. Британец шумно вздыхает, наблюдая за моей реакцией. Я подмахиваю бедрами, пытаясь ускорить его движения, вместе с тем мечтая, чтобы рука Тома навсегда осталась у меня между ног. Ткань трусиков становится мокрой, и я снова беру брюнета за запястье, останавливая его. Хард непонимающе смотрит на меня, нахмурив брови, но как не странно помалкивает.
Занимаю позицию у Харда между ног и приспускаю спальные штаны, из которых наружу вырывается давно перевозбужденный член Томаса. Он облизывает губы и тыльной стороной ладони вытирает пот с верхней губы и цепляется за простыни, хотя я к нему еще даже не прикоснулась.
Кончиками губ обхватываю головку, слегка посасывая и причмокивая, пробуя на вкус. Тяжелый свист слетает с пересохших губ британца и положение его становится катастрофически непосильным, когда я слегка начинаю двигать головой, подключая для остроты ощущений зубы, нарочно задевая вздувшиеся вены.
– Блять… – Томас сдержанно контролирует свои позывы трахнуть мой ротик, но его бедра непослушно двигаются, глубже проталкивая член. Не сейчас Хард, не сейчас…
Когда до оргазма остается одно движение, я прекращаю свои ласки и выпрямляюсь, встречаясь с пылающими от похоти и злости карими омутами Харда.
– Черт… – ругательства срываются с губ Томаса и действуют на меня опьяняюще. Я спускаюсь и трусь промежностью о член Харда, дразня и соблазняя, заставляя самого желанного парня извиваться под моими пытливыми ласками.
– Не… – впиваюсь в сухие губы британца, затыкая его пошлый рот поцелуем, яростно зачесывая его шевелюру назад, продолжая скользит по напряженной плоти.
– Займи свой рот делом, Хард… – он быстро проводит рукой по лицу и приподняв голову, прикусывает набухший сосок, заставляя меня прогнуться в пояснице. Теперь Томас может официально заявить, что отыскал мое слабое место и имело пользуется им. Губы Харда, по которым иногда так хочется треснуть, ласкают светлые ореольчики моей груди, прикусывая кончиками зубов и сжимая подушечками пальцев.