Багровый – цвет мостовых

Орфей

– Нисколько! Это оказалось очень даже просто.

– Просто?! Как же, Гаэль?

– Я вам все объясню, – обещал сын. – Но не здесь. Мы очень устали в пути и хотели бы отдохнуть.

Старик Равелло непонимающе воззрился на молодого человека и насторожился.

– Мы? Ты сказал "мы".

Гаэль улыбнулся и уверенно кивнул:

– Я не ошибся, а ты не ослышался. Да, я сказал "мы", потому что в Англии я не мог расстаться с моим вернейшим другом – мальчиком-сиротой. Его зовут Тома, и я попрошу считать его моим братом.

Сохраняя непонимающий вид и обдумывая каждое слово,

отец выглядел слегка напряженным.

– Сколько же ему лет? – спросил он.

– С недавних пор – пять, – ответил Гаэль, и нетерпеливо повернулся в сторону дома. – Пойдемте же! Я вас познакомлю!.. Вы только поглядите… вон, в окне! Синьор Моретти уже разливает чай по кружкам и любезно переговаривается с Тома! Присоединимся к ним, отец!

Семья

Гаэль не ошибся, его маленький брат удобно устроился за круглым столом, накрытом белой скатертью в честь столь радостного события. Миловидные простые тарелки красовались рядом с керамическими кружками, над которыми клубился пар от горячего душистого чая.

Моретти поставил дивный чайник в центр стола и посмотрел на часы.

– Превосходно! – воскликнул он, и Тома, отвлекшись от своих дум, посмотрел на него. – Месье, вы голодны? – учтиво спросил слуга.

Мальчик решительно кивнул, наконец хоть что-то поняв.

– Мясной пирог уже готов, – сказал Моретти, в то время как дверь распахнулась, и на пороге появились счастливые отец и сын.

– Мясной пирог! – подхватил вошедший Гаэль. – Неужели нам предоставится такая честь испробовать ваш пирог, Моретти? Я ведь до сих пор помню, как восхитительно вы готовите!

Польщенный слуга поклонился. Он подошел к печи и вынул дымящееся чудо, мгновенно распространившее аппетитный аромат по всей комнате.

Пирог поставили напротив чайника и разрезали на равные доли. Как ранее сказал Гаэль, синьор Моретти был не просто слугой, но преданным старым другом, пережившим вместе с хозяевами и удачи и несчастья; поэтому ему разрешалось есть за хозяйским столом рядом со своим господином. Так же он поступил и сейчас, заняв место по левую руку от синьора Равелло.

Тома все это время либо изучающе озирался, либо бросал робкие взгляды, короткие, как вспышки молний, на людей, неожиданно ставших для него семьей. Пока Гаэль, зайдя в дом, отдавал дань великолепию пирога, малыш изучал незнакомого человека, приветливо ему улыбнувшегося и протянувшего смуглую руку.

– Добро пожаловать, сын мой, – произнес хозяин по-английски. – Меня зовут Фабио. Надеюсь, тебе полюбится наша скромная обитель.

– А меня зовут Тома, – смущенный и благодарный за теплый прием, он едва мог воплощать мысли в речь.

Услышав сей краткий диалог, Гаэль отвлекся от созерцания пирога.

– Ну отец! Не ведитесь на удивленный взор этого юнца, он понимает и на французском, однако стесняется в этом признаться.

После еды господин и хозяин совершенно позабыли о недавнем занятии – пересадке сирени. Старый Моретти отправился в свою коморку, чтоб насладится полуденным сном и отдохнуть, ведь солнце в зените, по его словам, плохо влияло на его организм.

Маленький Тома, все еще

сидя за столом, наблюдал за переменившимися настроениями отца и сына; он косился на старшего брата и чувствовал исходящее от него смятение, хоть тот и старался держать себя в руках. Отец, стараясь не смотреть в глаза сыну, тоже выглядел растерянным.

– Прошу, покажите мне ваш новый дом, – прервал тишину Гаэль, поднимаясь; Тома тоже поспешил встать из-за стола.

Еле заметная дрожь пронзила старика. Он несколько раз кивнул и что-то пробормотал.

Ныне синьор Равелло располагал миловидным крошечным двухэтажным домиком. Как узнали прибывшие путники, на первом этаже находились прихожая, кухня и комната Моретти. Поднявшись на второй этаж, они очутились в небольшом зале, практически необставленном мебелью; оттуда левая дверь вела в комнату синьора Равелло, а правая – в его библиотеку.

– Можно мы пойдем туда? – спросил Тома, указывая на правую дверь.

– Ну конечно! – ответил старик, обрадованный вызванным интересом, и отпер. – Единственное, о чем попрошу: простите мне сей ужасный беспорядок.

Малыш и не заметил бы ничего, а вот Гаэль все глубже погружался в думы, делавшие его пасмурнее осеннего дня.

Оставив сопровождавших, Тома размеренным шагом прошествовал вдоль старого книжного шкафа, единственного в помещении. Поднявшись на носки, он узрел дивную книгу в алом переплете и с разрешения вынул ее из общей массы. Надпись на обложке оказалась на английском и гласила: «Мифы древней Греции».

Припоминая рассказы старшего брата о Греции, ее истории и мифах, мальчик в предвкушении перевернул первые страницы и погрузился в чтение, не замечая бормотания взрослых. Когда он перелистывал десятую страницу, ему на плечо опустилась рука старика; Тома, не заметив, что к нему приблизились, вздрогнул и резко поднял голову.

– Извини, что напугал, – проговорил синьор Равелло; уголки его губ слегка подрагивали. – Я вижу, тебе интересно, да?

Только сейчас ребенок заметил, что Гаэля нет в комнате. Потому-то и не следовало замечаний по поводу языка.

– Весьма, – ответил Тома и провел пальцами по шершавой обложке, в глубине души чувствуя трепет. – Я уже слышал много таких историй от Гаэля, но здесь, видимо, их намного больше.

– Ты прав, в этой книге собраны практически все известные мифы, – кивнул старик.

На этом разговор испустил предсмертный вздох, грозя умереть и выплеснуть в свет неловкость.

– Гаэль тебя многому научил, – продолжал он, с напускным вниманием разглядывая корешки книг.

Всмотревшись в лицо собеседника, Тома не заметил лукавства и с облегчением перевел дух.

– Я люблю его слушать, – просто признался малыш. – Он рассказывает интересно и вовсе не сложно. Ведь он и школу окончил, и книг столько разных прочел…

– Не строг ли он с тобой? – серьезно спросил седой отец. – Он иногда может переборщить, такой уж он человек.

Ребенок непонимающе склонил голову. Строг? Про одного и того же человека они говорили?

– Он никогда не был строг ко мне, месье! – поспешил заверить Тома. – Наоборот, он ласков и мил. Гаэль любит меня, и я тоже его люблю.