Багряница
Шрифт:
– Потому что въезд в центр в пик сезона перекрывают. Только местных пускают. Думал, ты в курсе.
Василиса отмахнулась. Короедов шагал широко и не обращал внимания на возмущённые крики тех, кто отлетал с его пути. А вот Василисе с больной ногой приходилось непросто. Наконец Короедов свернул с набережной и направился к центру города.
– Не надоело тебе в сыщика играть? – бубнил Гаврил, семеня рядом.
Короедов прошёл по улочке, состоящей из бывших купеческих усадьб, теперь работавших как кафешки, музейчики и гостевые дома. На каждом
Городовой в ретро-форме объяснял что-то группе молодых людей, развернувших огромную бумажную карту.
Оглушительно хлопнула створка резной двери. Несколько человек, что сидели за миниатюрными столиками, установленными на небольшой открытой площадке перед «пряничным» домиком, повернулись на звук.
Василиса остановилась и подняла голову. Над входом висела голубая вывеска с вензельками, на которой белыми витиеватыми буквами было написано «Ойме». И внизу – «кофейня».
– Вот уж не думал, что Короед – ценитель кофе, – пробормотал Гаврил. – Идём?
Заглядывать в окно кофейни у всех на виду казалось глупым. Поэтому Василиса пошла к двери. Гаврил из-за её спины протянул руку и открыл створку.
Внутри кофейня напоминала салон из старого фильма – цветы в горшках, деревянная мебель, кружевные скатерти, картины. Короедов сидел спиной к ребятам, всей тушей, прямо с локтями навалившись на столик. Рядом с ним на резном стуле изящно и непринуждённо развалился мужчина в аккуратном костюме и лёгком голубом шарфике над воротником.
Стараясь поменьше смотреть в их сторону, Василиса прошла к буфету и забралась на высокий деревянный стул, похожий на этажерку для цветка. Гаврил устроился рядом. Синхронно они обернулись на Короедова, громко хлюпавшего из чашки. Хорошо, что их немного загораживало дерево в кадке.
Василиса отвернулась и чуть не вскрикнула от неожиданности. За стойкой буфета успела неслышно появиться девушка чуть постарше их с Гаврилом. Темноволосая и с глазами цвета крепкого кофе, одетая в стилизованный передник и чепчик. Она, кажется, догадалась, что их присутствие не стоит афишировать, и поэтому, слегка улыбаясь, вопросительно кивнула.
– Капучино, – понизив голос, произнесла Василиса. Гаврил только кивнул.
Девушка наклонилась ближе и вполголоса проговорила:
– А хотите глясе или фраппе? Это холодный кофе, сейчас ведь жарко.
– Ладно, давайте вот это… что вы там сейчас назвали, – протараторила Василиса шёпотом.
Девушка снова улыбнулась и отошла к кофейному аппарату, спрятанному в глубине буфета.
Тем временем Короедов перестал отхлёбывать из своей чашки.
– Ну? – спросил приятный мужской голос (видимо, его приятель или деловой знакомый). – Как тебе?
– Кофе как кофе. Оно всё одинаковое. Давай про дело.
Василиса выпрямилась и чуть отклонилась, чтобы лучше слышать.
– Ну, давай про дело, – вздохнул второй. – Дурное дело, как говорится, нехитрое. –
– Чего это дурное-то сразу? Дело как дело. Мусор он тоже это…
– Только вот перевести сельхозземли под мусорный полигон, мягко говоря, непросто.
– Вот поэтому я к тебе и припёрся.
Дальше они некоторое время молчали, но что-то периодически шуршало.
– Идёт, – сказал Короедов и раздался звук разрываемой бумаги.
Перед Василисой на стойке появилась высокая прозрачная чашка, в которой на чёрном ароматном кофе таял блестящий коричневатый шарик мороженого, посыпанный шоколадной крошкой. Струи крем-брюле медленно расходились в кофе, делая его бежевым, и хотелось заглотить всю порцию залпом. А Гаврил держал на ладони высокий бокал с кремовым кофе и пышной пенкой сверху, тоже посыпанной шоколадной крошкой.
Буфетчица снова наклонилась и, улыбаясь, спросила шёпотом:
– Хотите пончиков?
Василиса только кивнула. Кофе с горчинкой и карамельной сладостью крем-брюле оказался прохладным и таким изумительно вкусным, что даже Короедов с его мусорными схемами превратился в пустяк. Но всё равно где-то рядом крутилась мысль, что было в этом их разговоре что-то важное. И хорошо бы это важное не упустить.
Снова выпрямившись, Василиса прислушалась.
– Это же выше крыш поднимется, – усмехнулся мужчина в костюме.
– И хорошо, – буркнул Короедов. – Пусть их всех завалит к…
Дальше Василиса поморщилась. Но на стойке уже возникло блюдце с румяными пончиками, покрытыми глянцевой глазурью – розовой и шоколадной. Глазурь мягко хрустела, а тесто было тёплым, воздушным и чуть сладковатым.
– Но это же вроде родные места твои. Нет?
– Вот именно. – Дальше, судя по грохоту и звону чашек, Короедов, грохнул кулаком по столу. Окружающие посетители кофейни недовольно обернулись. – Моя родина. Моя! А не этих… Понаехали тут…
Следующее ругательство, видимо, относилось, в том числе и к семье Василисы.
– Вот пусть и завалит их помойкой. Чтобы из каждого окна куча мусора видна, чтобы чайки орали, чтобы оно горело и воняло.
– Какой ты добрый, – мужчина говорил так, будто лицо его кривилось. – Самому-то нормально будет?
– А мне что, я скоро свалю. Дочь всё равно на домашнем, этом самом, обучении. Жена, коза драная… А хотя, ей вообще всё равно. Дальше ногтей своих не видит. В город переберусь. Так даже удобнее. У меня там, это, вот такая тёлочка!
– За бизнесом следить надо, – медленно произнёс спутник Короедова.
– Так тут рядом. Ну что, замазано?
Дальше только шорох, а потом элегантный делец позвал официанта. Хлопнула дверь. Василиса осторожно повернулась. Столик, за которым сидел Короедов с приятелем, уже занимали другие гости.
Василиса проглотила кусочек пончика, о котором, оказывается, напрочь забыла. Искоса глянула на Гаврила. Он смотрел на выход, потом перевёл взгляд на Василису. Повёл плечами.
– Ещё кофе?