Багряный декаданс
Шрифт:
На мою вспышку отреагировали странно.
Никак, вернее, не отреагировали. Выслушали с каменными лицами, а после Шейн шагнул ближе и опасно переспросил:
— Ненавидишь? Вот и скажи ему это лично, — руки его обхватили меня поперек груди, прижимая к себе так крепко, что перехватило дух.
А после нас окружил гудящий огонь. Рывок, и меня утянуло обжигающим пламенем, которое теперь было наполнено ожившими текучими, расплавленными, слившимися в один поток и поглощенными ревущим пожаром призмами.
Огонь не исчез, но что-то вытолкнуло меня из него. И прежде, чем рев огня затих,
— Иди, мое творение, и встреться с тем, для кого ты была создана.
Солнечные лучи, которые я так давно не видела и уже не надеялась когда-либо увидеть, ударили по глазам. Я заслонила лицо ладонью, но сквозь разжатые пальцы наслаждалась этой яркостью, которая вызвала безотчетную счастливую улыбку. Свет после стольких дней во тьме был похож на глубокий вдох после долгого пребывания на дне. И было не важно, что пересохшие глаза теперь болели еще сильнее, а под веками будто насыпали слой пыли. Я видела свет, он был прекрасен, и я искренне ему улыбалась.
Убрав руку, я позволила свету падать на мое лицо, согреваясь и наслаждаясь этим кратким моментом ощущения тепла на коже.
Но он не мог длиться вечно. Пора было узнать, где я.
А была я в обеденном зале, стоя у конца длинного стола, накрытого к торжественной трапезе, в которой предполагалось участие, по меньшей мере, тридцати человек. Для каждого гостя был подготовлен стул, напоминающий миниатюрную версию трона, и сервированы приборы, включая старинные золотые кубки. На стенах висели стяги, потрепанные, повидавшие немало событий, с изображениями фамильных гербов. От грубых, но тщательно растянутых полотнищ веяло стариной и сакральностью, а то, что их было ровно девять означало, что здесь, в этой комнате, был представлен каждый из великих родов Аттеры, теперь существующей в новом виде.
Он сидел во главе стола, поставив локти на стол, подперев ладонями подбородок и прикрыв глаза. Гордый. Красивый до умопомрачения. Одинокий. С самым жестоким выражением лица во всех мирах, которых больше не осталось. С таким лицом отрубали головы врагам, завоевывали бастионы, брали штурмом цитадели, разрушали твердыни. В назидание тем, кто будет после, как предупреждение тем, кто хочет быть вместо. Жестокие нравы, жестокая жизнь.
Он был погружен в какие-то свои мрачные, темные мысли, а потому не сразу сообразил, что больше не один. Решив воспользоваться шансом, я тихонько попятилась. Все внутри кричало и билось, хлопая крыльями подобно раненной отчаявшейся и потерявшей надежду на спасение птице.
«Не хочу с ним видеться, и разговаривать не хочу. Ни к чему это, лишь лишние страдания и дополнительные раны, а у меня их и так в избытке, настолько, что хочется выть и голосить кликушей. Да только толку-то? Никто не услышит. Никто не придет».
Я пыталась унять сердце, и не дышать, отходя от стола медленными крохотными шажками.
Но он услышал.
— Ну, что еще? — с раздражением рявкнул демон и распахнул веки.
Глава 45
Краткий миг, заминка, залом во времени. И мелькнувшая растерянность сменилась полным безразличием, будто захлопнули дверь и повесили амбарный замок. А потом
На красивом лице появилась улыбка, в которой мне продемонстрировали крепкие, ровные, белые зубы. Такими зубами да глотки рвать… Когда он хотел, то умел улыбаться соблазнительнее Инсара, у которого стремление совращать и увлекать в мутный омут постельных интриг было прописано в крови. Но сейчас он просто скалил зубы, не притворялся, не прикладывал усилий для имитации доброжелательности. Не считал нужным, не видел в этом практической ценности. Как он там говорил про Феликса? Парень — прагматик и логик, гордящийся этим. На самом деле, и Сатус был таким же, расчётливым и рациональным.
Он глядел на меня, а ощущение было такое, словно хлестал по щекам наотмашь, не прикладывая силы, зная, что она не нужна, но и не стараясь сдерживаться. Я сжалась, как будто пытаясь уйти от удара, но понимая, что это бесполезно. Я давно в нокауте.
— Пришла? — как бы между делом поинтересовался он. Подчеркнуто открытый, наглый, опасный. Он вытянул ноги, скрестив их в щиколотках, откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на животе, и выдал еще одну невозможно ослепительную улыбку. — А я все думал, когда же ты явишься. И хватило же наглости? Извини, не могу оказать тебе достойный прием, у меня есть более важные дела.
— Я вижу, — ответила сухо, оглядев подготовленный праздничный стол. А после зачем-то начала поправлять некрасиво болтающийся воротник, подтягивая повыше. То ли я пыталась растянуть его окончательно, то ли спрятаться за ним.
— Сколько времени прошло?
— С нашей последней встречи? Много.
— Как же ты паршиво выглядишь, — Сатус обозрел меня с ног до головы, с отвращением поджимая губы. — Даже не верится, что на тебя столько мужиков запало. И на что только? Просто хохма… кому расскажи — не поверят. Хотя и так все знают.
Он махнул рукой и потянулся к золотому кубку, который единственный из всех был наполнен алкоголем. Запах перебродившего винограда — терпкий, вязкий, грубоватый — наполнял комнату, оседая на кончике языка.
— Как ты сюда попала? — решил продолжил диалог Сатус, не глядя на меня. — Огненные Пути я уничтожил, оставив только один, который соединил с Разноцветной Дорогой.
— Шейн, — ответила я, думая, что он понимает под «разноцветной».
— А, этот. Он мог, да, — с затаенной грустью хмыкнул демон и повернулся к одному из стягов, где два цветка с яркими пышными бутонами тянулись друг другу навстречу, образуя арку, а под ней стоял на задних лапах какой-то зверь, распахнув в рыке мощную пасть. — И зачем?
— Сказал, что мы должны поговорить.
— Поговорить? — Тай злой расхохотался. — А зачем?
Я пожала плечами. Кто бы и мне ответил на этот вопрос.
— Ладно, разговор так разговор, — резко выпрямился демон, отставил кубок и приказал: — Садись, Мира.
Ближайший ко мне стул отъехал, скрипуче скользнув ножками, повинуясь мысленному приказу Сатуса. Это был стул, стоявший непосредственно напротив демона, с той стороны, где по идее, во время застолья должна была сидеть хозяйка дома.