Бахчисарай и дворцы Крыма
Шрифт:
Пушкин назвал новую обитель «замком в каком-то необыкновенном вкусе». По воспоминаниям Муравьёва-Апостола, «огромное здание состояло из нескольких крылец, переходов с навесами вокруг, а внутри – из одной галереи, занимающей все строение, исключая четырех небольших комнат, по две на каждом конце. В них столько окон и дверей, что нет места кровать поставить, хотя в этом состоит все помещение, кроме большого кабинета над галереей, под чердаком, в который надобно с трудом пролезть по узкой лестнице».
Особняк
В 1822 году «воздушный замок» Ришелье перешел во владение М. С. Воронцова. Светлейший князь приказал изменить планировку дома, снести бельведер, открыть подвальный этаж и сделать его жилым. Однако подвал был обжит двумя годами ранее, когда в нем поселились Пушкин и юный Николай Раевский. Старшая дочь генерала Екатерина вспоминала, как молодые люди довольно плохо читали по-английски Байрона и, когда не могли разобрать текста, «посылали к ней наверх за справкой».
В Гурзуфе поэт «жил сиднем, купался в море, объедался виноградом», любовался деревом в парке, тогда еще молодым и невысоким. Сегодня несколько кипарисов, окружавших тогда дом Ришелье, выросли в огромные двухсотлетние деревья, и невозможно установить, который из них «пушкинский». В 1830-х годах перед зданием посадили платан, получивший имя поэта, хотя с Пушкиным он связан лишь легендой. После Воронцова дом купил некий Фундуклее и вновь затеял перестройку. Желая преобразить дикое место в образцовое имение, он приказал застеклить верхнюю галерею и убрать мансарду под крышей, где когда-то жили дочери Раевского.
Ф. Гросс. «Кучук-Ламбат», 1830-е
Среди гурзуфских знакомых генерала была семья бывшего губернатора Тавриды Андрея Михайловича Бороздина, имевшего дачу в пригородном селении Кучук-Ламбат. Походивший на небольшое итальянское палаццо дом Бороздина стоял на самом берегу мыса Плака, едва размещаясь на пологом склоне. Выстроенный в строгом классическом стиле, он отличался простотой и удобством. Обращенный к морю фасад дополнялся круглой стеклянной верандой, покрытой изящным куполом. Радушный хозяин приглашал на нее гостей, наслаждавшихся прелестным видом, шумом моря и кипением самовара во время чаепития. С балкона противоположной стороны дома открывался вид на крымские горы. В перерывах между трапезами гости Бороздина гуляли в парке или катались на лодках, благо пристань находилась почти у крыльца.
Вскоре посетивший эти места Муравьёв-Апостол оставил подробное описание дома, отметив, что «не совсем еще устроенная» дача располагалась в прекрасном месте. Круглая бухта выглядела творением рук человеческих и придавала жилищу картинный вид. Находя романтику в самых прозаических вещах, Пушкин описал купание одной из дочерей Бороздина, тайно наблюдая за барышней со стороны парка:
Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,На утренней заре я видел Нереиду.Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:Над ясной влагою полубогиня грудьМладую, белую, как лебедь, воздымалаИ пену из власов струею выжимала.В письмах Пушкина упоминается о знакомстве с другим почтенным обитателем Гурзуфа, оказавшимся полезным в плане исследования
Одна из таких поездок посвящалась изучению руин крепости Горзувита. Воздвигнутая в VI веке императором Юстинианом цитадель послужила генуэзцам, туркам и советским пионерам, потому как оказалась на территории лагеря «Артек». Турки позаботились об укреплении рушившихся стен новой кладкой. Пушкину посчастливилось увидеть еще не развалившиеся башни: целиком сохранившуюся восточную и частично уцелевшую западную. Сторожевые вышки некогда соединялись высокой стеной, от которой тогда оставалось лишь основание.
Ж. Мивилль. «Дом Бороздина в Кучук-Ламбате», 1818
Самая таинственная часть Горзувиты находилась под сводами горы. Высеченный в толще скальной породы подземный ход служил для незаметного выхода из крепости во время осады. Даже сейчас по нему можно спуститься из башни, пройти сквозь скалу и через отверстие в южном склоне выйти к морю. Крепость строилась по подобию средневековых замков на высокой голой скале и в старину виднелась издалека, подавляя мощью и суровой красотой романской архитектуры. Величественные развалины Горзувиты подвигли Пушкина к написанию соответствующих строк:
Когда луна сияет над заливом,Пойду бродить на берегу морскомИ созерцать в забвенье горделивомРазвалины, поникшие челом…И волны бьют вкруг валов обгорелых,Вкруг ветхих стен и башен опустелых.Очарование старых развалин действовало не только на поэтов. Ему поддавались вполне рациональные особы, например хозяин близлежащего имения Суук-Су, соорудивший в своей усадьбе «башню-руину под древнюю». Кроме византийской крепости, в окрестностях Гурзуфа находилось множество других руин, к большому сожалению поэта оказавшихся нагромождениями древних камней. В пяти верстах выше города, в селении Кизил-Таш, лежал гигантский обломок известняково-мраморной породы желто-красного цвета. На его вершине виднелись остатки древнего укрепления. Более живописным был полуразвалившийся храм, венчавший голову Медведь-горы (Аюдаг). В Античности здесь располагался крупный торговый центр Парфенион.
В нижней части восточного склона когда-то стоял Партенит – легендарная столица амазонок. Созданный воительницами храм богини Девы остался в преданиях, а подлинная история представала в виде руин византийской базилики, почти скрытых высокой травой. Поблизости рос тысячелетний орех – священное для местных татар дерево, на фоне которого Пушкина изобразил польский художник В. М. Ванькович. Поэт нарисован сидящим около одного из двух знаменитых гурзуфских фонтанов, воспетых в стихотворном наброске: