Бахир Сурайя
Шрифт:
Но он обернулся, будто и в самом деле мог что-то слышать.
Глава 7.1. Буря
Столетних трудов все не хватает, испорченных за одно утро — с избытком.
арабская пословица
— У него глаза на затылке, да? — уныло уточнила я, пока купцы провожали Камаля встревоженными взглядами: он круто развернул верблюда и направился прямо к нам.
— Скорее уши на его песьем хвосте, — угрюмо буркнул
Тот факт, что Камаль оказался сыном царицы, очень многое объяснял. Царица Свободного племени на деле не имела никакой власти и ничем не управляла — титул получала женщина с сильнейшим магическим даром, и ей дозволялось выбрать себе сразу четырех мужей: арсанийцы искренне верили, что женское чутье помогает определить мужчин, дети от которых будут ещё более щедро одаренными, чем оба родителя, вместе взятые. Всем прочим приходилось как-то обходиться одним мужем и надеяться, что чутье не подвело.
В случае с Камалем оно явно сработало на все сто, и что там по этому поводу думали изнеженные городские жители, его волновало мало.
— Ты не говорил, что родился принцем, — укоризненно брякнула я прежде, чем Камаль успел открыть рот.
И только потом сообразила, что уж кого-кого, а принца-то оставили бы в племени и берегли как зеницу ока, уповая на то, что его дети будут ещё сильнее. При желании Камаль мог бы претендовать на настоящую власть над Свободными — и вряд ли действующий старейшина смог бы что-то противопоставить.
— Язык длинен у того, чьи доводы коротки, — мрачно буркнул Камаль.
Бахит насупился, не поднимая головы.
— То есть про третьего мужа… — начала было я, но на этот раз они с поразительным единодушием ответили хором, не сговариваясь и не дав мне закончить:
— Это правда.
Я подавилась следующим вопросом, а Камаль начал разворачивать верблюда, явно посчитав разговор законченным, но Бахит вдруг рявкнул:
— Он убил мужа своей матери и освежевал его, как зверя!
Камаль замер. Его верблюд, впрочем, драматическим моментом не проникся и продолжил неспешно двигаться в последнем указанном направлении — по диагонали от каравана. Это и заставило меня сбросить оцепенение и перестать пялиться на свои вьюки, хоть в одном из них по-прежнему и лежала противоестественно огромная шкура пустынного фенека, бережно обернутая в ткань.
Я прикусила губу. Расспрашивать об оборотне было нельзя. Камаль мог показаться простым и недалёким, но ему всё-таки хватило ума вычислить перевертыша среди мужей его матери. И решимости, чтобы прикончить зверя, несмотря ни на очевидные последствия, ни на семейные привязанности.
Кажется, Камаля в племени действительно побаивались. Только вот не из-за его силы и умений.
И мне следовало бы брать пример с мудрых арсанийцев, а не будить его охотничьи инстинкты чрезмерным интересом к теме оборотней — если я вообще рассчитывала когда-нибудь вернуться к одному из них.
— Хочешь оспорить мое право, раб? — моментально ощетинился Камаль, по счастью, слишком взвинченный, чтобы обратить внимание еще и на меня. — А осознаешь ли ты, что отныне за твои
Бахит тоже набычился: кажется, признать, что он слабее Камаля, ему было проще, чем сдержаться при упоминании того, что он прячется за женской спиной — хочет того или нет.
Я запрокинула голову и обреченно зажмурилась. Все усиливающийся ветер нес из сердца пустыни нестерпимый жар, навязчиво щекочущий кожу. Подхваченные потоком песчинки ввинчивались в ноздри, несмотря на платок, пробуривались под одежду, и спасения от них не было.
Как и от мужиков, которым всегда, при любых обстоятельствах, было позарез необходимо чем-нибудь да помериться, а померившись — доказать, что у кого-то ещё меньше. А в итоге, как обычно, доставалось женщинам.
И от национальности это, похоже, не зависело ничуть.
— Молчи, — устало велела я.
Бахит надулся, но склонил голову. Идея подставить меня ему, очевидно, не нравилась: одно дело — быть убитым мечом в кровавом запале бунта или пожранным песчаной бурей, и совсем другое — плестись с содранной кнутом кожей по солнцепеку, пока пустыня не прикончит недобитка из милосердия.
Камаль хотел что-то добавить, и я обречённо приготовилась затыкать обоих — что, кошка любопытная, сунула нос не в свое дело, довольна?! — но кочевник вдруг обернулся ровно за мгновение до того, как на горизонте показались неприятно клубящиеся облака.
До сих пор караван двигался несколько разрозненно и свободно, расстояние между всадниками и пешими то увеличивалось, то уменьшалось. Общих бесед никто не вел, предпочитая разбиваться на группки, но внезапная перемена настроения захлестнула всех и разом, и со всех сторон понеслись нервные шепотки и гомон, постепенно сливающиеся в единую фразу, которую испуганные люди повторяли сродни заморской мантре:
— Бахир Сурайя! Бахир Сурайя!
— Будет здесь через несколько минут, — наметанным глазом определил Камаль. И ровным голосом добавил: — Не успели.
Я повернулась к ущелью, прикидывая расстояние, хотя уже и так было ясно: он прав. Всадники, возможно, еще добрались бы, но их в караване было меньшинство.
А я не успевала банально из-за того, что привязала к седлу пешего, и теперь у меня не было времени его отвязывать — а ящер с двойной нагрузкой едва ли развил бы нормальную скорость.
— Успеешь сплести заклинание купола два раза? — отстраненно поинтересовалась я.
Камаль молча кивнул, не отводя напряженного взгляда от горизонта. На пустыню упала тень, но на сей раз ей что-то никто не радовался.
— Тогда начинай, — велела я и заорала во все горло: — Всем выстроиться в круг!
Про то, что ему надлежит быть как можно меньше, я говорить не рискнула.
Глава 7.2
Камаль на людей вокруг внимания не обращал вовсе — он снова перебирал пальцами в воздухе, и тот отзывался голубоватым свечением и пронизывающе низким гулом потревоженных струн. На дневном свету самые тонкие магические струны не были видны вовсе, и я, до боли прикусив губу, изо всех сил напрягла слух.