Бал для убийцы

Буянов Николай

— Не бойся, — тихо сказала она, ласково взлохматив его вихры. — Ну не все же мы преступники.

— Я и не боюсь, — отозвался тот, однако по-прежнему настороженно поглядывая вокруг.

Нового охранника, заменившего на посту убитого Эдика, звали Андреем. Он подмигнул Майе, подошел к Колчину и встал рядом в позе киношного эсэсовца, расставив ноги и затолкав кулаки за ремень.

— Приступим, — произнес Николай Николаевич, выйдя на середину, точно фокусник на арену. — Сейчас мы попытаемся восстановить события вечера двадцать восьмого

декабря — приблизительно с того момента, как вы, Василий Евгеньевич (кивок в сторону Гоца), закончили представление и удалились за кулисы. Андрей Стрельцов сыграет роль Эдуарда Безрукова. Вы, ребята, постарайтесь вспомнить и проделать то же самое, что делали на дискотеке.

Послышались неуверенные смешки: «То же самое? Катька, тогда давай целоваться». — «Обойдешься». — «Как это? Дяденька милиционер велит, чтоб все взаправду…» — «А по морде тоже взаправду?» — «Ой, девки, а я и не помню ничего…» — «Ты ж на бровях была, неудивительно». Они продолжают играть, с раздражением подумала Майя. Они не могут осознать, что убийца сейчас наверняка тут, среди них, и улыбается, и шутит, а нервы у него на пределе — неверный шаг, намек на опасность, и… Эдика, между прочим, он бил уже мертвого — двенадцать раз, там, где хватило бы и одного-двух ударов. Бил остервенело, с яростью…

— А музыка будет?

— А какая была музыка?

— «Демо». Убойная группа!

— Это потом, а в начале…

— Василий Евгеньевич, — тихо окликнул директора Колчин.

Тот растеряно оглянулся, нахмурился, сделал шаг по направлению к задней двери.

— Ну, я вышел за кулисы, задним коридором прошел к черному ходу, сел в машину…

— Нет, — вдруг выкрикнул кто-то из учеников.

Следователь тут же поймал его за плечо.

— Что значит «нет»?

— Мы с Мариной Лязиной и Венькой Катышевым играли в снежки… Ну, решили проветриться: в зале духота. «Волга» стояла на месте.

— Может быть, это была другая «Волга», похожая?

— Да нет, там и обезьянка на переднем стекле…

— В котором часу?

— Без двадцати одиннадцать. Марина спросила, а я посмотрел на часы — ей родители велели к одиннадцати домой явиться.

Колчин вопросительно взглянул на директора. Тот почти спокойно произнес:

— Возможно, я задержался: выкурил сигарету, переоделся…

— Где вы переодевались?

— Не помню, — отрезал тот.

— Не на третьем этаже?

— С какой стати?

— Вас видели поднимающимся по лестнице.

— Кто видел? — заорал Гоц. — Восьмилетний пацаненок?

— Девятилетний.

— Плевать. Я официально заявляю, что не буду в этом участвовать. Хоть на куски режьте.

Он, пошатываясь, сделал два шага по направлению к лестнице, взялся за перила, отразившись в зеркале. Гриша во все глаза смотрел вслед директору — та же картина, повторенная в мельчайших деталях: Гоц, сам того не осознавая, шел туда, куда направлялся (Майя была почти уверена!) в ночь убийства…

— Гришенька. — Николай Николаевич присел на корточки. — Расскажи,

как ты играл в разведчика, пока взрослые были на дискотеке. Ты видел, что делал охранник?

Мальчик почему-то перевел взгляд на собственную сестру, застывшую в небрежной позе возле зеркала, и кивнул. Странная улыбка вдруг промелькнула на его лице — то ли лукавая, то ли торжествующая: видишь, мол, и я могу быть в центре внимания, вон сколько людей собралось тут ради меня, а ты все «малышня, малышня…». Впрочем, глаза оставались серьезными, хотя губы разъехались по всем правилам…

— Так ты видел охранника? Скажи нам, не бойся.

— Видел. Он вскочил со стула и бросил книжку на пол. А потом побежал наверх.

— За кем он побежал?

— Там кто-то был.

— Кто?

— Кто-то в карнавальном костюме.

Лера Кузнецова вдруг оживилась:

— Валька, а ведь ты тоже должна была заметить…

— Я? — беспомощно отозвалась та. — Почему?

— Потому что ты тоже выходила в вестибюль. Как раз перед самым концом, у Вадьки еще кончилась пленка в кассетнике…

Похоже, Лера просто заболевала, если случайно выпадала из центра всеобщего внимания.

— Не выдумывай, — слабо запротестовала Валя.

— Я выдумываю?! Да вы с Келли в дверях чуть лбами не стукнулись!

— Валюша, — умоляюще проговорила Майя.

Та смутилась еще больше.

— Тетя Джейн, я не уверена. Ну, мне действительно показалось, будто у лестницы мелькнуло что-то красное…

— Как язычок пламени?

— Нет, не такое яркое. Не алое, понимаете?

Что-то красное… Красная шуба, красный мешок с подарками — как преддверие пожара, в котором чуть не сгорел Роман. Красные брызги крови на полу в коридоре, красное пятно на линолеуме, мозги и кровь…

— Где вы были после того, как вышли из актового зала? — жестко спросил Колчин, стоя в наэлектризованной толпе. — Ваша машина, гражданин Гоц, в двадцать два сорок еще стояла на стоянке возле черного хода.

Он сделал паузу и добавил:

— Вы можете превратиться в основного подозреваемого, Василий Евгеньевич. Подумайте.

Тот упрямо молчал, отвернувшись к стене.

— Хорошо, — наконец сдался следователь. — Попрошу внимания. Сейчас в присутствии понятых несовершеннолетнему Григорию Кузнецову будут предъявлены несколько человек, одетых в карнавальные костюмы. Они по очереди поднимутся по лестнице на второй этаж, то есть воспроизведут действия подозреваемого…

На что он надеется, подумала Майя почти с ужасом, внезапно очутившись внутри некоего театра абсурда, недалеко от сцены: возможно ли узнать человека со спины, в длиннополой шубе, которого видел два дня назад, всего несколько долей секунды, в полумраке…

«Но я-то узнала! В тот самый вечер, сидя в коридоре на подоконнике, увидев его в совершенно другом ракурсе и в другой одежде (кашемировом, отнюдь не карнавальном пальто нараспашку и белом шарфе — классический „прикид" преуспевающего мена)».